Валерий Попов - Плясать до смерти [Роман, повесть]

— Да, я замужем и учусь в университете. А что тебе кажется странным?

— Ну а теперь — твой черед! — сказал Жора, подняв швыряло.

— В смысле?

— ...Роль обещал моему пацану.

Колька самолюбиво дернулся. А я — нет. Нич-чего, нормально!

Только поначалу Ухов ломался: мол, героя иначе представлял и вообще неизвестно, запустится ли в нынешних условиях фильм. Но когда я сказал, что возможно дополнительное финансирование, сразу согласился. Правда, увидев Кольку, почему-то очень бледного, несмотря на лето, и в то же время постоянно потного, Ухов отвел в сторонку меня:

— Ты уверен?

— В чем?

— Ты не понимаешь?

— Что?

— Ну, если «не понимаешь»!.. Рискуй.

В общем, роль подпольщика Отечественной войны, маскирующегося под сумасшедшего, Колька получил. Роль, кажется, в его духе.

Жили мы в богатом грузинском доме из трех этажей, недалеко от моря. Молодых, правда, Жора почему-то отдельно поселил:

— Всё, хватит. Отмучились с ними! — так сказал.

Где-то Жора и прав. «Право на отдых!»

Хозяина нашего дома, Ираклия, профессора, старичка хрупкого, деликатного, мы, кажется, не шибко стесняли: они и так круглый год с могучей женой Кларой (дети уже давно съехали) жили внизу, в большой комнате, что была сразу и кухней, и кладовкой, и курятником, и прекрасно себя чувствовали. Ели мамалыгу, белую упругую кашу из кукурузной муки. Все попытки Жоры устроить «настоящий грузинский обед» ими игнорировались. То есть Клара шла по его просьбе на рынок, но приносила всякий раз какую-то мелочь, не подходящую для задуманных Жорой «пиров Лукулла». Ираклий был интеллигентный грузин. В отличие от двух его братьев. Следующий дом был среднего брата Георгия (тот был «деловой человек»), а третий — младшего брата Нодара (тот был уголовник.) Братья, однако, крепко дружили и чем-то, видимо, были полезны друг другу. Дома их были почти одинаковы, соединялись одной оградой с тремя одинаковыми железными «вратами». Видимое различие, пожалуй, заключалось лишь в том, что Ираклий и Георгий делали из своего винограда сухое вино, а Нодар крепленое, и порой бывал чуть выпивши, в отличие от братьев.

Сын Нодара, Зураб, лысый, толстый, самодовольный, был прикреплен к нашей картине как «консультант» — решал множество здешних проблем.

В конце этой улицы был маленький рынок, но какой-то грязный, хламной. Настоящий рынок, в белом дворце, находился в Сухуми, туда надо было ехать на троллейбусе.

За «нашими» домами, за оградами, шла железная дорога, а за ней море. Особенно эта дорога не досаждала. Точнее, не досаждала совсем. Поезда по ней не ходили, поскольку она вела в тупик, на самый «нос» полуострова, где была российская морская база, естественно, засекреченная. Но благодаря ей мы и оказались тут. Нам предстояло снять высадку морского десанта, лихим ударом освободившего город и спасшего заключенных подпольщиков, в том числе и нашего Кольку. Всё это я написал в порыве вдохновения, когда страстно вдруг захотелось на юг.

...Приезд киногруппы, заметил я, всегда будоражит местное население. Слухи ходили разные: что под видом кино район вообще будет захвачен русскими (наши корабли, что интересно, стояли на рейде). Вторая версия: на месте воинской базы будет выстроена мощная киностудия, что даст интересную работу всем, кто здесь прозябает. Эта версия пользовалась большим успехом: бомжи на рынке страстно обсуждали, какие роли, отражающие их прежнее величие, они могли бы играть.

— Не надо снимать десант! Могут не так понять! — говорил Зураб.

Шло наше обычное деловое совещание в харчевне.

— Что тут понимать?! Кино! — горячился Ухов.

— Кино — вино — домино! — загадочно произносил «консультант».

Время было зыбкое. Все говорили, что скоро что-то начнется. Но русские отдыхающие с животами навыпуск еще ходили по базару без всякого страха.

— Знаю я эту базу. Кореш служил! — авторитетно заявлял Жора (и тут — авторитет). — С берегом не работают! Только — с морем!

— А зачем десант делать? Лучше — пир! — предлагал Зураб.

Но пиров и так было слишком много.

Я любил одинокие прогулки по странным здешним местам. Может, они казались странными лишь мне.

Жаркая платформа меж двух тоннелей, уходящих в разные стороны вглубь высоких лесистых гор. Кроме платформы, здесь больше негде было стоять. Почему-то я оказывался там каждый раз, когда на платформе было пусто и жарко. Всё вдруг начинало казаться странным, из другой жизни. Странная деталь (нигде больше такого не видел): с крыши платформы на длинных нитях свисали глиняные горшки с цветами. Начинал дуть ветерок (минут через десять после моего появления, как раз я успевал наполниться тишиной, высотой, солнцем), и горшки начинали таинственно побрякивать друг о друга. Было так тихо, что легкий этот стук разносился далеко.