Петра Вернер - Неожиданный визит [Рассказы и повести писательниц ГДР]

Невозможно описать, какая благодать теперь у нас дома. Ко мне вернулось утраченное было душевное равновесие. Роза всем своим существом излучает мир и покой. Правда, кроме того, она снимает с меня довольно много домашних хлопот; но делает это охотно и по собственной воле. Я в свою очередь даю ей возможность ощутить себя в лоне семьи, служу ей опорой и защитой, делюсь опытом. И я замечаю, как легко стало у меня на сердце, как бодро соскакивают формулы с кончика моего пера на бумагу; я уже не курю, опять играю в теннис и никогда не повышаю голос на Мартина.

Каждый вечер, переступив порог дома, я всей душой ощущаю перемены, произошедшие в нем благодаря Розе. Дети играют в гостиной. Роза хозяйничает на кухне, и по всей квартире разносится волшебный запах жареного лука. Сбросив с плеча сумку, я вместе с детьми накрываю на стол и, пока Роза что-то там приправляет и доводит до совершенства, чуть ли не с радостью набрасываюсь на рваные детские штанишки и до ужина успеваю быстренько поставить хотя бы две заплатки.

Роза понимает меня без слов. Едва войдя в комнату, она уже знает, трудный ли у меня был день и сошлись ли мои расчеты. Еще в самом начале наших отношений, в ответ на мои слова, что со мной ей будет нелегко, она только поглядела на меня своими большими глазами, улыбнулась и кивнула. Откуда у нее этот дар? Работу ее — она заведует небольшим магазином — уж никак легкой не назовешь, а кажется, будто ежедневное мельтешение человеческих лиц у нее перед глазами только придает ей еще больше спокойствия и доброжелательности.

Лишь в первые дни, когда Роза и Инес переехали к нам, у нас возникли кое-какие трудности. Мать и дочь притащили с собой немыслимое количество всякого хлама — какие-то пыльные коробки из-под конфет, бутыль с игрушечным корабликом внутри, кухонные часы в голландском стиле, коллекцию разноцветных рюмок на высоких ножках, живую морскую свинку и целый выводок кукол с набором кроваток и игрушечной плитой. Все это никак не вязалось с моей квартирой, обставленной разумно и без излишеств. Но уже через несколько недель весь этот караван-сарай прочно вписался в наш быт. Абстрактную картину «Птичий крик» пришлось из прихожей убрать — она вдруг перестала мне нравиться; на ее место повесили бутыль с корабликом.

Как вам уже известно, наше сожительство никак не легализовано. Да и зачем? Отношения между нами настолько добрые и естественные, что никакие формальные узы нам не нужны.

Собственно говоря, даже удивительно, что вы до сих пор не встречали нас с Розой. С тех пор как мы вместе, мы часто бываем на людях, дети прекрасно обходятся без нас.

Появляясь в гостях, мы обе от души веселимся, нам нравится, что все взгляды постепенно приковываются к нам. Вот и сегодня: несколько человек пришли еще до нас, столики уже уставлены бутылками и рюмками, кто-то собирается завести музыку. И вдруг замирает с диском в руках. Роза по-своему очень привлекательная женщина — только теперь я говорю об этом; ростом она ниже меня, кругленькая, с пышными бедрами. Любит редкостные, сочные цвета — фиолетовый, бирюзовый, оранжевый. Я немного выше и, намотавшись весь день в джинсах и белом халате, люблю вечером облачиться в длинное платье, подчеркивающее мою тонкую талию и высокую грудь.

Итак, мы входим, и в тот же миг в воздухе как будто что-то щелкает. Мы с Розой стоим в дверях — две женщины, которых иначе как цветущими не назовешь. Но дело не только в этом; мы с ней сияем, причем не только потому, что обе еще в самом соку, то есть весьма молоды, нет, мы сияем потому, что каждая из нас — сама себе голова, что мы обеими ногами прочно стоим на земле, что мы не последние в своем деле и приносим обществу посильную пользу.

Между прочим, Т. не нравилось, когда я являлась на торжества в одном из своих неброско-рискованных туалетов и вот так же останавливалась в дверях, предвкушая удовольствия предстоящего вечера и уже как бы пробуя его на вкус. Он утверждал, что я нарочно выставляю себя напоказ, нарочно привлекаю общее внимание, а это не к лицу порядочной женщине и попахивает пошлыми забавами разложившейся буржуазии. Т. еще добавлял, будто мужчины раздевают меня взглядами, что было уже чистой бессмыслицей: при моих туалетах в этом не было никакой нужды.

Итак, мы с Розой стоим в дверях, плечом к плечу, и пытаемся уловить, каков настрой вечера, а заодно примечаем, где сидят люди, которые нам по вкусу. Мы с ней любим бывать у Берта, он человек блестящий и остроумный, с ним всегда интересно. Стоит ему вопросить: «Завтра вечером не заглянет ли кто ко мне на огонек?» — и вся лаборатория является в полном составе. У Берта много спорят и танцуют, а еще больше пьют. Наша с Розой сомнительная репутация нас обеих ничуть не смущает. Ее создают люди столь же злобные, сколь и близорукие. Розвита, моя школьная подруга, а ныне директриса средней школы имени Берты фон Зутнер, говорит: «Ты всегда была немного с приветом». И улыбается тепло и доброжелательно.