Петра Вернер - Неожиданный визит [Рассказы и повести писательниц ГДР]

— Конечно, вечером обед доедать гораздо дешевле, чем покупать на ужин масло и колбасу. Но фрукты детям нужны. Да и готовить мне некогда. Я с работы только в полшестого прихожу.

— Пусть дочки помогают.

— Они в пять возвращаются, одна в школе девять часов сидит, другая в детском саду. Дома сначала сплошная возня и ор, а когда успокоятся, старшая садится что-нибудь к завтрашнему дню готовить. Знаешь, ведь не случайно есть закон, запрещающий детский труд.

— Брось! Сама же мучаешь Кордулу вечерами этой математикой. У меня, например, вообще все это из головы давно выветрилось. Но что мне надо, я прекрасно считаю.

— А когда мне с ней заниматься? В пять утра?

— Да нечего вообще с ней сидеть. Она у тебя и так способная.

— Способная-то способная, но вчера в классе объяснений не поняла.

— Тогда и другие дети ничего не поняли. Учительница должна еще раз объяснить.

— Должна, конечно…

— Ладно, Бригге, ну что я лезу к тебе с советами. Кстати, я тут на днях свежую рыбу приготовила, получилось дешево и вкусно. Петер с работы как раз мимо рыбного едет.

— Но я мимо рыбного не езжу, Улла.

— Если хочешь, Петер и для тебя купит, а вечером пришлешь к нам Кордулу.

— Спасибо, Улла.

— Да что спасибо! Нет обеда, так приходи к нам с Кордулой и Юлианой, поняла?

Это Улла говорила мне, когда я училась на первом курсе, на втором, на третьем, на четвертом, говорит и по сей день, а я отвечаю: «Да, да» — в точности так же, как отвечает Кордула, когда я спрашиваю: «Ты сложила портфель, пенал у тебя в порядке, что надеть в школу приготовила?»

Сама не знаю, почему я чувствую себя виноватой за эту люстру. Я ведь купила ее к своему тридцатитрехлетию, это мой себе подарок. Улла на день рождения получила от Петера кольцо за триста марок, и это кажется ей нормальным. Но ведь кольцо — подарок только ей, разве что Петер на красивые руки своей жены полюбуется, а люстра всей семье.

Мне так хотелось сказать ей: подожди немного с этой сотней, у нас скоро на курсах выпускной вечер и как раз день моего рождения. Но я не стала этого делать.

До праздника оставалось четыре недели. Я очень надеялась, что к тому времени потеплеет — неохота было надевать старую куртку. Девочки недоумевали, почему их так редко теперь посылают за покупками. Но мои дети проявляют в магазине излишнюю распорядительность, а в тот момент мне это было ни к чему. Я, как фокусник, жонглировала двумя своими счетами, вычислив, когда в сберкассе деньги поступают на счет и когда их снимают. Благодаря всем этим ухищрениям к выпускному вечеру у меня собралось целых сто марок. Конечно, я не должна была их тратить просто так, но то, что эта сотня лежала в сумочке, успокаивало, рождало иллюзию свободы, правда, на одну ночь, но в эту ночь я твердо решила завоевать доктора Эма.

Праздновать мы собрались в казино «Беренс». Руководство курсов без восторга отнеслось к нашей затее, но когда в группе на двадцать восемь женщин только восемь мужчин, вечер лучше проводить вне стен учебного заведения, и нам, как выпускникам, это было позволено. Я укладывала детей и потому запоздала. За столиком, где стояла карточка с моим именем, сидел-доктор Эм. Меня это удивило, я не сомневалась — уж он-то будет нарасхват. Эльфи что-то говорила ему по поводу заключительной лекции. Мы все еще никак не могли отрешиться от институтских проблем. Я подсела к ним и сразу же включилась в разговор, совсем позабыв о том, что пришла сюда веселиться, а не обсуждать серьезные вещи.

Мы уже давно сидели за нашим столом одни, все танцевали. Свет погас, только прожекторы освещали зеркальный шар в центре зала. Шар крутился, сверкал, на нас ложились фиолетовые блики, но я ничего не замечала.

— Пойдем! — сказал Эм и, взяв меня за руку, потянул за собой.

Мы танцевали. Полумрак, музыка, его близость — голова шла кругом; казалось, все теперь возможно, даже невозможное. Я старалась держаться независимо, но при этом меня не покидала странная скованность, и я с трудом поддерживала разговор. Он крепко прижимал меня к себе, что-то говорил смешное, перешел со второго лица множественного числа на второе единственного. Это «ты» почему-то резало мой слух, такая близость ничего не обещала. Конечно, в мыслях, он тоже был для меня «ты», но сейчас только «вы», доктор Эм. Я изо всех сил старалась изобразить на лице оживленную улыбку, а он все шептал мне на ухо какие-то ничего не значащие фразы, щурил глаза, словом, целиком погрузился в атмосферу этого полутемного зала. Я так не могла. Танцевала, улыбалась, пыталась казаться веселой, поддерживать разговор, а вместо этого получалось: «Да, доктор Эм», «Нет, доктор Эм», под конец я и вовсе замолчала. Вскоре смолкла и музыка, перестал вращаться шар, зажегся свет — и все пропало. К столику мы возвращались, как чужие. Он поблагодарил меня, подсел к другой группе давно звавших его выпускников, принялся весело болтать с ними. Я вдруг почувствовала, что вот-вот заплачу, но, к счастью, свет опять потушили и меня пригласил на танец доктор Оме, маленький толстячок, преподававший у нас русский язык. Он на всех наших вечерах меня приглашал. Потом я одиноко сидела над своей рюмкой и с горечью думала о том, что люди боятся отойти от стереотипа, хотят быть как все. Кто-то им внушил, что надо сразу переходить на «ты», щурить глаза, прижимать к себе. А истинная близость нуждается в простых, естественных словах и ни в чем больше.