Борис Екимов - Осень в Задонье

А на земле белая меловая дорога, по склонам кружа, ведет к вершине Явленого кургана.

Оставив машины у подножья, по белой дороге движется неспешно невеликий, но праздничный ход народа своего и приезжего во главе со станичным батюшкой и отцом Василием. Иконы несут да кресты.

Здесь Басакиных три семьи: Федора Ивановича, Тимофея Ивановича да Егора Фатеевича. ГородскиеХныкины да Карагичевы, станичный люд. Ребятишки кружатся, как всегда забегая вперед. За главногоу них — Тимошка; он — хозяин, который все знает, спеша показать, рассказать.

Первая остановка у Креста памятного, водруженного неделю назад над кельей монаха Алексея; но она открывается взгляду не вдруг, заслоненная обрывистым склоном. Праздничный ход движется неторопко, там — старые люди.

Детвора умчалась вперед. Тимошка спешил монаха Алексея обрадовать, сообщить о приближении хода. Он первым бежал, не жалея сил и ног, и первым увидел…

— Козы!! — закричал он отчаянно. — Опять эти проклятые козы!!!

Повернув, он еще быстрее, на пределе сил не бежал, а летел вниз по склону, не видя дороги.

— Козы!! Опять козы!! — кричал и кричал он. — Ко-озы!!

Он бы упал и расшибся, но его слету поймал в объятья отец, ничего не понявший, тоже испуганный, потому что худенькое тело Тимоши вздрагивало, словно в ознобе, а в огромных глазах был ужас. Мальчик прижался к отцу, закрыл глаза. «Козы, козы … Эти проклятые козы!» Он другого ничего не мог сказать, потому что даже с закрытыми глазами видел огромную черную козью орду, которая вот-вот настигнет его и сновабудет топтать, как это было весной. А еще он четко видел запечатленное: пустое надвершие кельи, без креста.

Люди взрослые нешуточный испуг мальчика поняли не сразу. Лишь за поворотом дороги, огибавшемобрывистый склон, для них открылась картина совсем не праздничная. Намного опередив троицкий ход, по склонам Явленого кургана, с другой стороны, к вершине его черной ордой ли, тучею двигалось огромное козье стадо.

Козы уже добрались до кельи монаха Алексея и, обживая ее, лезли в пещеру, карабкались по надвершию.

Другое не все и не сразу поняли… Каменное, шлемистое надвершие кельи было пустым. Там не было белого креста, недавно воздвигнутого.

Мужчины поспешили вперед и начали отгонять, заворачивать козье стадо:

— Кызь — пошли! Кызь-кызь!

Но черная орда упрямо лезла вперед и вперед, тем более что снизу ее подгоняло звучное бряцанье «громышек».

— Кызь — пошли!! Кызь отсюда!!

Козы шарахались, но упрямо перливперед, истошно орали, заглушая пение птиц и голоса людей. Непотребное, словно бесовское, козлогласие висело над курганом. Узкие бородатые морды, желтые навыкате глаза, блекотание, неумолчный ор … Извучное тарахтение «громышек» — нанизанных на проволочное кольцо жестяных крышек, которое пугало коз более, чем голоса людские.

Позади козьей отары неторопливо шли два человека: худющий черноликий бич-работник и чеченский мальчик, который усердно тряс «громышками», подгоняя коз.

— Куда ты их гонишь? Либо умом рухнулся?! — накинулся народ на работника.

Тот плечами пожал, ответил со вздохом:

— Хозяин велел…

Чеченский мальчик был разговорчивей:

— Это — наши козы. Мы пасем…

Уверенный в своей правоте, он никого не боялся:

— Наши козы! Наши попасы!! — и подняв над головой «громышки», победно потряс ими, а потом кинул вперед, подгоняя коз.

— По задницетебе этими громышками, — сказал кто-то. — Ума вложить.

Мальчика, конечно, не тронули. Разве он виноват? Коз стали отгонять. Но попробуй справиться с этой огромной, в полтысячи голов ордой, орущей, встревоженной, которая, толком уже не понимая, куда и кто ее гонит, стала разбегаться по всему кургану, на ходу отыскивая съедобную зелень трав и кустов, даже здесь, на скудном камне. Повисло над курганом мекеканье, блеянье, острый и вонький козий дух.

Пара орланов-белохвостов да черные коршуны, которые привычно кружили в высоком небе, суматохой потревоженные, стали подниматься выше, большими кругами уходя в луговоепридонье, к покойным займищам и тихим озерам; порою птицы пропадали из вида.

А на земле, на кургане и склонах его, успокаивалось. Здесь места хватило всем. Разбрелись и притихали козы. Праздничный Троицкий ход после недолгих хлопот с козьей отарой да молитвы возле креста поваленного продолжил свой путь к вершине кургана, до которой козье племя не добралось, может быть, потому, что там, на каменных плитах, у иссохшего родника, несли свою тихую службу монах Алексей и старец Савва в черном балахоне и клобуке с белыми нашитыми крестами.