Эрнест Гейнс - И сошлись старики. Автобиография мисс Джейн Питтман

— Конечно, мальчики, конечно, — говорю я. — Вы не забывайте: первая — за мой счет.

Я с нажимом сказал "первая", чтоб знали: эта новая уже не за мой счет. Я так подсчитал: оскорбление, что я ему нанес, когда обозвал вруном, не тянет на две бутылки.

Выставил я на стойку бутылку и лед, и они все враз на нее навалились. Покосился я еще раз на вазочку. Да, уже все донышко покрыто грязью да песком. Кое-кто из этих ребят, видать, вообще к умывальнику не подходят.

— Эй, ты там! — кричит учителю Льюк. — Тебе не кажется, что пора бы уж собираться?

— Я как раз об этом думал, — отвечает тот.

— А ты не думай, — говорит Льюк Уилл. — Ты мотай отсюда.

Техасец выколотил из трубки золу на ладонь, потом высыпал в жестяную пепельничку — я всегда ее держу на стойке.

— Вы думаете, ребята, вы правильно поступаете, когда сами вершите суд?

— Ты уйдешь — или тебя проводить? — спрашивает Льюк Уилл.

— Я ухожу, — отвечает учитель. — Но на прощание я скажу вам несколько слов. Не делайте того, что вы задумали. Не надо. Ради нашего Юга. Ради Соли и Перца, не надо этого делать.

— Жук и Генри, проводите джентльмена к машине, — говорит Льюк Уилл. — А если у него нет машины, пусть топает в свой Лафейетт пешком.

— Льюк, я тебя прошу, — говорю я. — Это же белый человек. Неприятности будут.

— Если белый, пусть ведет себя как белый, — отвечает Льюк Уилл. — Жук, прихвати с собой Генри; валяйте.

Жук Томпсон и Генри Тобайас двинулись к учителю. Тот — руки вверх.

— Ухожу, — говорит.

— И пока ты не придешь в свой Лафейетт, не останавливайся, — сказал Льюк Уилл. — Я твой университет мигом найду. Каждый день мимо вашего озера езжу.

Учитель бросил взгляд на Робера, но Робер сидел опустив глаза и рассматривал свою бутылку пива. Тогда учитель взглянул на меня, но было ясней ясного — я тоже не на его стороне. Не то чтоб я желал ему зла, но в нашем городе он чужой человек, а это мои постоянные клиенты… и я, в конце концов, не идиот. Мне вовсе ни к чему прийти в один прекрасный день к себе в лавку и обнаружить, что она кишмя кишит гремучими и мокасиновыми змеями.

Увидев, что никто ему не сочувствует, бедняжка сам себе кивнул и вышел. Видик у него был тот еще: будто он один взвалил весь мир себе на плечи.

— А тебе, Кроха Джек, надо все же соображать, кого ты пускаешь в свое заведение, — отчитал меня Льюк Уилл.

— Разве книгу угадаешь по обложке? — отвечаю. — Зашел в лавку — человек как человек. Ну, болезненный, немножко нервный с виду, а вообще-то вполне нормальный.

— В дальнейшем будь поосторожней, — говорит Льюк Уилл.

— Само собой, — отвечаю. — Ты же меня знаешь. Я в лепешку расшибиться готов для своих постоянных клиентов.

— Еще глоток, и я кому-нибудь дам прикурить, — говорит Лерой и наливает себе виски. — Просто руки чешутся. Пошли, что ли. Дадим там этой сволочи прикурить.

— Спокойно, твое от тебя не уйдет, — отвечает Льюк Уилл. — Ты все успеешь, детка.

— Ребята, я по пятницам закрываю в десять, — говорю я. — Сами знаете, старуха ждет.

— Сегодня у тебя будет открыто ровно столько, сколько нам захочется.

— Конечно, ребята, конечно, — отвечаю. Я себе сразу представил всех этих гремучих и мокасиновых змей, которые ползают по моей лавке. — Я на все готов для постоянных клиентов. — Говорю, а сам гляжу на Робера. Он как раз пиво допивает. И уже поглядывает через плечо в сторону двери. — Повторить не хочешь? — спрашиваю я его. Мне главное, чтоб он со мной в лавке остался. Господи ты боже, мне ведь позарез надо, чтобы он со мною тут остался. — Теперь за счет заведения, — говорю я. — За счет заведения, я угощаю.

— Нет, я домой пошел, — отвечает Робер. — Я дома не был целый день. Спокойной ночи.

— За счет заведения, — повторяю я. — Заказывай что хочешь. Две бутылки любой марки.

Он вышел. Было слышно, как он сел в машину и уехал. В ту сторону, где пили Льюк Уилл с дружками, я не глядел. Я стоял и, не отводя глаз, смотрел на другую, опустевшую часть стойки, и мне было страшно и одиноко. Все молчали. Но я шкурой чувствовал: они наслаждаются моим страхом.

— Ты только глянь на него, глянь, — заговорил Лерой. — Во трясется-то, как старый нигер. Эй ты, будешь теперь знать, как старый нигер трясется. Ты только глянь на него, ты только глянь.

Я не повернулся, и тогда он стал подвигаться ко мне вдоль стойки. Заглянул мне прямо в лицо и, тыкая в меня пальцем, заржал во всю глотку. Он упился в стельку, забалдел так, что дальше некуда, — личико круглое, на девчонку смахивает, и губки бантиком, — как тот идиот, что у нас как-то выставляли на ярмарке.