Эрнест Гейнс - И сошлись старики. Автобиография мисс Джейн Питтман

— Нет, Фикс, ты не умер, — говорит старик.

— Это они сказали, что я умер… мясник и украшение американской сборной. Я весь в прошлом, так они говорят. Любить семью, оберегать семейную честь — это тоже прошлое, так они сказали. Что же остается? Вся моя жизнь… ну, в общем, то, ради чего, считал я, стоит жить. Моя семья. Семья. Нет, для меня одно убежище осталось — кладбище в Байонне… Бо и я, мы оба ляжем там рядом с Матильдой.

— Я поеду с тобой в Маршаллову деревню, Фикс, — сказал старик. На лице его почти не замечалось особых проблесков чувства, и длинный костлявый палец, которым он тронул Фикса за плечо, был словно у покойника. — Я возьму ружье и поеду с тобой, если ты этого хочешь.

— Двое стариков, Альфонс? Огюст верно сказал. Смехота.

— К нам присоединятся остальные, я уверен. Гудо поедет с нами, в нем еще есть огонек. Монтмар, Феликс Ришар… Анатоль вылезет из кресла.

— Это семья, Альфонс, — сказал Фикс. — Единственное, за что я еще могу бороться. Стар я стал, чтобы бороться за то, за се… за справедливость. За справедливость пусть Льюк Уилл сражается. А это семья. Один из членов нашей семьи погиб от рук убийцы, и семья, только семья, должна вершить тут суд. Но эти вот не согласны. Говорят, что жизнь ради семьи — это прошлое. Ну и что мне теперь остается, как не отправиться на кладбище и не улечься там в могилу рядом с Матильдой и Бо? — Старик глядит на Жиля, а тот по-прежнему сидит на кровати. — Сказано тебе: покинь мой дом. И братца прихвати, пусть мистер Свинячий Потрох убирается вместе с тобой! Оба на глаза мне не показывайтесь. Шагай, шагай, можешь фамилию изменить, если это тебе поможет пролезть в сборную. Вон отсюда. Ступай к своему другу Мейпсу и доложи ему, что старый кэджен приедет в Байонну, когда его вызовет суд. Вот и все, говорить мне больше с тобой не о чем.

Он вытащил из заднего кармана большой красный носовой платок и высморкался. Потом снова положил его в карман, прижал к себе покрепче внука и умолк, понуро глядя в пол.

Жиль встал и повернулся к среднему брату, Клоду. Клод усердно чистил ноготь на большом пальце крохотным ножичком с перламутровой рукояткой.

— Клод! — чуть не плача, говорит ему Жиль. — Клод!

Клод продолжает чистить ноготь и молчит. Даже голову поднять не соизволил. Жиль обращается к одному из стариков, к Альфонсу.

— Крестный, — говорит он. — Я ведь всегда был хорошим, верно? Всегда слушался отца и вас, ведь так? Когда я приезжаю к отцу в гости, я всегда навещаю и вас, и всех наших соседей, что живут здесь у протока, верно? И к мессе я хожу исправно, мы ходим всей семьей. И билеты на все интересные игры я постоянно достаю для каждого из вас. Разве все это не правда, крестный?

Но старик смотрит на Фикса, а на Жиля не смотрит.

— Мсье Огюст, — Жиль обращается теперь к другому старцу, — скажите, я ведь в самом деле хороший, верно, мсье Огюст? — Но старик Огюст глядит куда-то мимо. — Дусетта, — говорит Жиль женщине, которая все так же сидит на кровати. — Похоже, ты меня больше не любишь, Дусетта? Ты уже не хочешь, чтобы маленький Бо стал таким, как я, когда вырастет? Что, Дусетта, правду я говорю? — Женщина не поднимает головы и ничего не отвечает. Жиль обводит глазами комнату. С ним встречается взглядом только Льюк Уилл и его приятель с такой же хамской рожей, и взгляд у них отнюдь не дружественный, чего нет, того нет.

Тогда Жиль снова поворачивается к Фиксу. Фикс сидит в кресле, понурив голову, слегка наклонившись вперед; он похож на высеченного из камня медведя.

— Избей меня, если хочешь, — говорит Жиль. — Выпори, и конец делу. Бей, колоти, если хочешь, только не прогоняй. Ты не выгонишь меня из дому, папа?

Фикс сидит как каменный. Он больше ничего не слышит.

Расс выводит Жиля из комнаты, обняв его за плечи, я следую за ними, так же как раньше, впритир. В смежной комнате, конечно, все уже слыхали, как все повернулось, и снова все смотрят на Жиля, только смотрят теперь совсем не так. Ему поспешно уступают дорогу, прямо шарахаются прочь; маленькая девочка, которая к нему подбегала, хочет снова подойти, но какая-то женщина, наверно мать, ее удерживает. Девчушка вырывается, мать ее не пускает и крепко прижимает ее головенку к себе.

Мы выходим на веранду. Я вижу сквозь сетку, как садится солнце за деревьями, которые растут по ту сторону протока. Полупрозрачное багровое облачко наползло на солнце, и небо как на картине — такое оно красивое и дышит миром и покоем.

— Ты не мог поступить иначе, — говорит Расс.