Эрнест Гейнс - И сошлись старики. Автобиография мисс Джейн Питтман

— Как ты посоветуешь мне поступить, Альфонс? — спрашивает Фикс того, что сидит к нему поближе. Его голос вновь звучит спокойно.

— Ты уж сам решай, Фикс, а я на все согласен, — говорит старик.

— Огюст? — обращается Фикс ко второму.

— Я старый человек, Фикс, — отвечает Огюст. — Я уже не могу разобраться, кто прав, кто виноват.

— Я тоже старый человек, — говорит Фикс. — Двадцать лет назад я не стал бы задавать вопросов. Я давно уже был бы в той деревне, а не рассиживался тут.

— Двадцать лет назад я поехал бы вместе с тобой в ту деревню, Фикс.

— Они такие же старые, как мы, — говорит Фикс. — Они ждут меня… во всяком случае, так сообщил нам этот игрок американской сборной.

— Старики с ружьями сидят и ждут, когда приедут другие старики с ружьями… Смехота, — говорит Огюст.

— Бо лежит в морге на холодном столе, в байоннском морге, слышишь ты, Огюст? Это тоже, по-твоему, смехота?

— Я крестил его, — говорит Огюст. — Я его крестный. Неужели ты не понимаешь, как горько мне сейчас?

— Вам не кажется, что мы попусту тратим время, Фикс? — подал голос Льюк Уилл из своего угла.

— Жан и Медвежонок-Жиль сказали "нет", Льюк Уилл. Даже мой добрый друг Огюст сказал "нет".

— Огюст старик, головка у него слаба, — отвечает Льюк Уилл. — Жиль и Жан дрожат за свой авторитет у нигеров. Жиль хочет играть с нигерами в футбол, хочет лапать вонючих черномазых девок. Выиграть завтра матч у Старушки Мисс — вот чего он хочет. А что касаемо мистера Жана, ему надо продавать нигерам свинячьи шкварки и потроха. Ни один уважающий себя белый их не купит.

— Это так, Медвежонок-Жиль? — спрашивает Фикс. — Честь брата — плата за то, чтобы поиграть в футбол бок о бок с черномазыми… это так?

— Теперь другие времена, папа, — говорит Жиль. — Времена Льюка Уилла прошли. Прошли навсегда.

— А мои времена? — спрашивает Фикс. — А мои, Медвежонок-Жиль?

— Папа, пойми, они прошли, эти времена, — говорит Жиль. — Времена, когда можно было собственноручно вершить суд и расправу… Прошли, их больше нет. Сейчас семидесятые годы, приближаются восьмидесятые. Это уже не двадцатые тебе, не тридцатые и не сороковые. Люди умирали — мы знаем этих людей, — люди умирали за то, чтобы такие вещи не повторялись. И времена эти прошли, надеюсь, навсегда.

— А какие же времена настали, Медвежонок-Жиль? — спрашивает Фикс. — Времена, когда открещиваются от семейной чести, чтобы поиграть в футбол? Этим временам ты радуешься, Медвежонок-Жиль?

— Я ничего не говорю о семейной чести, отец, — отвечает Жиль. — Я говорю о времени линчевателей. Я говорю о том, как понимает правосудие Льюк Уилл.

— Так я, выходит, линчеватель, так, что ли, Медвежонок-Жиль? — спрашивает его Фикс.

— Это Льюк Уилл хочет сделать из нас линчевателей, — отвечает Жиль. — Он и его банда все еще считают, что в этом мире без них никак не обойтись. Но мир переменился, папа. Льюк Уилл и его банда — вымирающая порода. И они ищут случая впрыснуть свежую кровь в полумертвые свои тела.

— А что ты скажешь насчет Бо? — спрашивает Жиля Льюк Уилл. Жиль не считает нужным оглянуться, и Льюку приходится обращаться к его спине. — Твой брат Бо, — говорит Льюк Уилл, — он что, более живой, чем я сейчас?

— Ну, отвечай-ка, Медвежонок-Жиль, — говорит Фикс.

— Бо убит, это страшное горе, отец, — отвечает Жиль. — Но я хотел бы, чтоб люди узнали: мы не такие, какими они считают нас. Ведь все ждут, что к вечеру мы нагрянем туда, в эту деревню. Все этого ждут. Ну и пусть ждут, говорю я. Пусть себе ждут, и ждут, и ждут.

— А что скажет наш почтеннейший мистер Свинячий Потрох? — спрашивает Фикс и бросает взгляд на Жана.

— Они ждут нас и готовы на все, — говорит Жан и вытирает носовым платком лицо. Потом он вытирает мокрые ладони и прячет носовой платок в карман. — Я согласен с Жилем.

Фикс смотрит на него, кивает; потом обводит взглядом остальных.

— Ну а вы все — вы-то как настроены? — спрашивает. — Считаете, что мясник и это украшение американской сборной дело говорят?

— Зря время тратим, — бурчит Льюк Уилл.

Остальные молчат. Переговариваются между собой, но ни слова не разобрать. Расс молчит, и Клод, и я молчу. Ни малейшего у меня намерения рот открывать.

— Ну, Медвежонок-Жиль, — говорит Фикс.

— Тебя они послушаются, отец, — говорит Жиль. — Растолкуй им: если мы туда поедем, наша семья опозорит себя. Мы опозорим свое доброе имя.

— И особенно твое, так, что ли?.. Ваша милость американская сборная?

— Да, папа. Это меня опозорит.