Эрнест Гейнс - И сошлись старики. Автобиография мисс Джейн Питтман

— Какое-то все странное сегодня, — сказала я.

— Почему странное? — спрашивает Мэри.

— Не знаю, просто странное, — говорю.

Мэри принесла завтрак, поставила на стол и села напротив меня.

— Я знаю, сколько у тебя из-за меня хлопот, — говорю я.

— Хватит! — говорит Мэри. — Какие еще хлопоты?

— Тебе-то туда ехать незачем, Мэри, — говорю я.

— Нужен мне этот дом! — говорит она.

— А куда ты поедешь, если тебя выселят? — спрашиваю.

— Не знаю, — говорит она. — Поселюсь где-нибудь рядом с вами.

— Все, что у меня есть, — твое, когда я умру, — говорю.

— И не думайте мне платить, мисс Джейн, — говорит она. — Не так я воспитана.

— Я и не думаю тебе платить, — говорю. — Просто я люблю тебя так же, как и ты меня, а ничего другого у меня нет. Вот я и хочу, чтобы мои вещи перешли к тебе.

— Мне хватает вашей любви и уважения.

— Я хочу, чтобы кресло-качалка и швейная машинка были твоими, — говорю.

— Ладно, — говорит Мэри. — Только прежде-то они меня убьют. Ну, и кто-нибудь другой все это возьмет.

— Да я не про сегодня говорю.

— Верно, верно, сегодня нам опасаться нечего, — говорит Мэри. — Только вот как мы заставим их отступить? Запоем?

— И в ладоши похлопаем, — говорю.

— У меня такое предчувствие, что сегодня в Байонне нужны будут не только песнопения, — говорит Мэри. — А еще много чего другого.

— Ты тоже чувствуешь смерть в воздухе, Мэри? — сказала я.

Мэри чувствовала смерть, как и я, но ответить мне не захотела. Она встала из-за стола, вымыла посуду, а потом подмела кухню.

Лина зашла за нами около половины девятого. Мэри помогла мне надеть свитер, я взяла палку, и мы вышли на веранду. В поселке было тихо, точно в воскресный вечер, когда в церкви нет службы. Я оперлась на Мэри и сошла со ступенек. Когда мы вышли на дорогу, там стоял Этьен в лучшем своем костюме.

— Ну, Этьен? — сказала я.

— Мисс Джейн! — сказал он и притронулся к шляпе.

Я поглядела на него и кивнула. Я была очень горда за Этьена.

Так вчетвером мы и пошли через поселок к дому Оливии. Было еще прохладно, и пыль под ногами была холодной и мягкой. Солнце пока не поднялось над деревьями, и их тени лежали на дороге. Я видела, где в пыль упала роса с бурьяна у дороги.

Мы все время молчали, но, когда мы подходили к дому Страта, Этьен оглянулся и сказал, что вроде бы кто-то идет в эту же сторону, но издали я не могла рассмотреть, кто это. Я видела только темную фигуру на светлой пыли. Мы прошли еще немного, и Этьен сказал, что как будто еще два или три человека в эту же сторону идут. Я опять оглянулась, но опять не смогла узнать их — только темные фигуры на светлой пыли. У дома Джо Саймона я оглянулась еще раз. И тут я остановилась, опершись на свою палку. Теперь их было уже не двое и не трое, теперь их было много. Они шли не вместе, не торопились и вроде бы не разговаривали друг с другом. Они шли словно бы каждый сам по себе, словно готовые повернуть обратно при малейшем шуме. Но чем дольше я стояла и смотрела, тем больше их было — тех, кто приближался ко мне. Мужчины, женщины и дети. Я еще не различала лиц, но уже видела, кто в платье, а кто в брюках, кто взрослый, а кто маленький. Нет, не все жители поселка шли сюда. Машина Брэди по-прежнему стояла возле его дома. Наверное, половина их осталась дома. Но я никак не ожидала, что выйдет так много народу. Я никогда не поверила бы, что такое может случиться. Я стояла, смотрела на них и думала: "Джимми, Джимми, Джимми, Джимми. Посмотри, что ты сделал. Посмотри, что ты сделал. Посмотри, что ты сделал, Джимми".

Они подошли, окружили нас и остановились. Многие боялись и не прятали своего страха. Но все же они стояли здесь, и это было главное. А мне хотелось каждому сказать: спасибо, спасибо, спасибо. И я решила, что там, в Байонне, подойду к Джимми и скажу ему: "Джимми, посмотри на свою армию из Семсона. Думал ли ты, что они придут сюда?" А он посмотрит на меня своим печально-ласковым взглядом и скажет: "Ну конечно, я знал, что они меня не подведут".

Я смотрела на них и чувствовала себя такой счастливой, что заплакала. Мэри и все они видели, как я плачу, но никто ничего не сказал, потому что они знали — я плачу от радости, а не от горя.

Оливия вышла из дома, увидела нас и сказала, что ей очень жалко, но подвезти-то она может только несколько человек. Они сказали, что поедут на автобусе, и просили передать Джимми, чтобы он без них не начинал. Оливия спросила, у всех ли есть деньги. Оказалось, что о деньгах они совсем забыли. Оливия сказала, чтобы они обождали — она сейчас сходит за сумочкой. Но едва она повернулась, чтобы войти в дом, как на своей машине подъехал Роберт Семсон.