Эрнест Гейнс - И сошлись старики. Автобиография мисс Джейн Питтман

И однажды дьявол надул Альбера Клюво. Ги Колье удила возле моего дома. А у нас с тетушкой Ги Колье и рост, и цвет кожи были почти одинаковы. Вот Клюво и принял ее за меня. Он тут же повернул на боковую дорогу. А я как раз ехала на Голубе по той же дороге к Дьюн Уайт на протоку Грос-Тет. Кукуруза стояла высокая, и мы увидели друг друга только на повороте дороги. Голубь чуть не столкнулся с Джорджем ноздря в ноздрю. Альбер Клюво собрался было повернуть и удрать, но я уже его увидела, и деваться ему было некуда. Тогда он отвернулся. Но я все равно сказала ему то, что давно собиралась сказать:

— Мистер Альбер Клюво, когда адская колесница с грохотом прикатит за вами, вся округа услышит, как вы будете вопить. А теперь поезжайте своей дорогой.

Люди говорили, будто я ходила к ворожее наложить заклятие на Альбера Клюво. Я-то ни к какой ворожее не ходила, потому что ни в какие заклятия не верила. И у ворожеи была раз в жизни — вот тогда, из-за Джо Питтмана и того жеребца, — но не потому, что верила в колдовство, а просто потому, что больше никто меня слушать не хотел. И хоть я у нее и побывала, но того, что она велела, делать не стала. Ну, как бы то ни было, до Альбера Клюво дошел слух, будто я ездила к ворожее, и он по глупости поверил.

Примерно через год он заболел, подумал, будто умирает, и он прыгнул прямо в кровать к своим двум дочерям — Аделине и Кристине. Жена у него давно умерла, а сыновья ему столько раз во всяких черных делах помогали, что он боялся спать в одной с ними комнате. Аделина и Кристина просили и просили, чтобы он слез с их кровати. Так нельзя. Что люди подумают? Но Альбер Клюво сказал, пусть их думают, что хотят, а в той комнате, где спят сыновья, грохочет адская колесница. Аделина стала его уговаривать, что никакой колесницы нет. Но Альбер Клюво стоял на своем: ему лучше знать, он ее сам слышал. И пусть-ка только попробуют уйти и лечь на полу! Он заставил их лечь справа и слева от него, чтобы быть ему защитой от адской колесницы.

Но потом он начал слышать грохот колесницы даже в комнате дочерей. Но только в одном ухе — со стороны Аделины. Тогда он решил, что Аделина ненавидит его. Она всегда стыдилась отца, а теперь, значит, и возненавидела. Да и, наверно, когда его нет дома, она ластится то к одному парню, то к другому. А он не желал, чтобы его дочери погрязли во зле, как он сам и его сыновья. Он хотел, чтоб они оставались чистыми. Потому всегда и заставлял их ходить в церковь — чтоб они оставались чистыми. А теперь выходило, что Аделина либо шлюха, либо ненавидит его.

— Аделина, ты ненавидишь своего отца? — спрашивает он.

— Нет, папа, — отвечала Аделина.

— Аделина, ты не согрешила?

— Клянусь пресвятой девой, я чиста, папа.

Альбер Клюво поворачивался на другой бок, но все равно адская колесница грохотала со стороны Аделины. И он говорил:

— Аделина, если ты чиста, если в твоем сердце нет ненависти к отцу, который никогда не делал тебе ничего плохого, то почему же, Аделина, адская колесница катается только там?

— Папа, здесь нет никакой адской колесницы, — отвечала Аделина.

Клюво кричал, что она лгунья, вскакивал с кровати и принимался хлестать ее ремнем. Прибегали сыновья, оттаскивали его. Клюво ложился, но колесница опять начинала грохотать. Бедная Аделина лежала на своей стороне кровати и плакала в подушку.

Так продолжалось много дней, много недель. Потом Аделина пришла ко мне. Она сказала, что все сделает, лишь бы я сняла с ее отца заклятие. Я ответила, что заклятия на нем не больше, чем на мне. А просто наступает расплата за все его грехи.

Аделина спустила платье с плеч и показала мне рубцы от ремня Альбера Клюво. Она стала просить, чтобы я помогла ей, молоденькой девушке, которая за всю свою жизнь никому не сделала зла. Я сказала, что ничем не могу помочь, потому что никакого заклятия на Альбера Клюво не накладывала. А потом спросила, не хочет ли она кофе с кексом. Она ответила, что хочет. Высокая такая, красивая девушка, с длинными красивыми ногами. Ей уже было пора замуж, но они держали ее дома, чтоб она им стряпала. Я дала ей кофе с кексом, и мы сели на веранде.

— Я ни в чем не виновата, — сказала она. — Я себя соблюдаю. Я девственница и хорошая католичка. А вот Кристина — не девственница. Нет, она еще в одиннадцать лет сбилась с пути. Но она самая младшая, и они ее любят. А бедная Аделина никому не нужна. И колеснице, даже колеснице надо грохотать только с моей стороны. Каждую ночь она грохочет, и каждую ночь отец вскакивает и бьет меня ремнем. Я хочу уйти, но идти бедной Аделине некуда. Я поменялась местом с Кристиной. Я попросила: "Кристина, миленькая, ляг тут. Дай своей бедной сестре Аделине поспать хоть одну ночь спокойно". А у Кристины душа чистая, у бедняжки. Она и сказала: "Хорошо, миленькая". Мы поменялись местами, но колесницу это не остановило. Кристина сбилась с пути в одиннадцать лет, а колесница грохочет только с той стороны, где сплю я. Это заклятие мучит меня больше, чем отца. Снимите его, Джейн!