Тадеуш Ружевич - Избранное

другой лежал на скамейке
прикрыв лицо газетой
этот
был в ярких носках
ботинки стояли под скамейкой
голова неизвестного героя
на пьедестале истекала
голубоватым птичьим пометом
у него были шпоры и сабля
третий около памятника
тот что кормил голубей
был без сабли
на ноге ботинок с тяжелым
каблуком
копыто

улицы сбегались
и разбегались мгновенно
он останавливался спрашивал
показывали ему улицы улицы
махали рукой в направлении
люди улыбались торопились
торопились были вежливы
две девушки
слизывали двумя языками
верхушки мороженых теплыми
языками лизали белое и розовое
мороженое
висели гроздья лимонов
с жесткими лакированными листьями
лежали изогнутые бананы
покрытые черными пятнами
коричневые, фиги
розовые полумесяцы дынь
из влаги и света в носорожьих шкурах
оскалив полные косточек рты
рядом с одной головой лежала другая
голова к голове и на головах друг у друга
пирамида голов подымалась
к белесому небу
слепые головы кокосовых орехов
покрытые коричневым волосом
расколотые сочащиеся слюной
щербатая кромка каменного сосуда
погасшего вулкана
темная гора над прозрачным заливом
пошевелилась и подошла к нему
подошла к ногам
залив изогнулся дугой
он стоял неподвижно

вот этот дом
вот этот пансионат
третьей категории
кабина лифта
клетка из железных прутьев
седая женщина
ведет его по коридору
отпирает дверь улыбается
показывает на две кровати
стоящие рядом
отдает ему ключ
улыбается уходит

жалюзи на окнах
полосы света дрожат
как зебра у водопоя
две кровати в зеркале он смотрит
на свое отраженье в зеркале закрывает
глаза открывает под потолком лампа
в зеркалах лампы и лица
на никелированных кроватях
цветные полотенца зеркало над
раковиной на столе газеты
после проживавшего который уехал
час тому назад шпилька
это была женщина

поток
воды прохладной воды
все более холодной воды течет
с шумом в его ладони
он поворачивает ключ

в шкафу покачиваются вешалки
в шкафу где пахнет чужим человеком
позвякивают вешалки
на которых висели платья
деревянные металлические плечики
он прилег на кровать закрыл глаза
лежит прикрывшись белой простыней
мысли осыпаются
рвется нить которая связывает
рвется нить которая соединяет
образы и слова
не знаешь что со мной делать
подожди я распакую вещи
закрой глаза мне надо переодеться
не можешь закрыть глаза
что за глупые шутки
я привезла тебе письмо от Франка
что такое ананас это ты ананас
говорил что возьмешь с собой
а уехал так неожиданно
я сижу тут в дыре заколоченной досками
и сама не знаю жива ли еще

кого я вижу какими судьбами
давно ли надолго ли
что слышно в Варшаве
ах стипендия
что-то мне показалось
будто вы от нас прятались
среди этих мраморных статуй
чудесные картины
мы оба в Венеции
прямо не верится
поцелуемся
мы ведь оба поляки
выпьем
я один на свете

он просыпается в страхе

эта комната в каком же доме
этот дом в каком же городе
это отраженье в каком же зеркале
этот город
неужели он там по-прежнему
за стеной
он разговаривает сам с собою
где Неаполь
вот Неаполь
вот он какой Неаполь
вот тебе твой Неаполь
увидеть Неаполь и умереть {12} 12 …увидеть Неаполь и умереть… — Ср. Гете: «Vedi Napoli e poi muori!» — говорят здесь. Взгляни на Неаполь и умри». («Итальянское путешествие», перевод Н. А. Холодковского).
как тут жарко
ноги прямо горят
сваришься тут живьем
лежа под простыней
видишь Неаполь
за окном виднеются крыши
и стены и окна в стенах
и плоские крыши в небе
небо цвета консервной жести
белое с голубоватым оттенком
грохот моторов
что они там
землю сверлят насквозь
под этим домом
а что если этого города нет за стеной
если его там нет
если там только зной в пустоте
визг торговок тухлая рыба
автомобили отбойные молотки
ломающие бетонную скорлупу
крики музыка слов преизбыток слов
барокко пышные соборы слов
пыль шуршанье бумаг
а если его там нет
только вихрь клубящийся
в этом грохоте добела раскалившись
шар то вспыхивающий то гаснущий
стеклянный волшебный шар
а внутри тот кретин с большой головой
у закрытых дверей собора
с головой из которой сочится слюна
гулкий колокол на паутинке
этот город падает