Ирвин Уэлш - Резьба по живому

Франко вспоминает себя в том же возрасте — какой-то дикарь по сравнению с этим. Очень странно, когда молодой парень такое задвигает. Но хорошо ли он подумал?

— А чё ты будешь делать, когда туда доберешься? — спрашивает он.

Франко замечает по тому, как Антон слегка сощурился, что этот вопрос его задевает.

— Это надо еще обмозговать, — признается он, снова отворачиваясь к морю. — Но я знаю, чего я точно не буду делать. Мой старик всю жизнь вкалывал как ишак. По профессии он был сварщик. Потом ручеек пересох, мастерские позакрывались. Тогда он малехо поработал за бугром. После этого вернулся и нашел себе место на фургоне ТВ-обнаружения. Прикинь, он был терпилой, за всю свою жизнь нихуя плохого не сделал. — Антон снова поворачивается к Фрэнку Бегби. — Ебаный лошара.

— Навряд ли знал этого чувака, — отвечает Франко, морда кирпичом.

— Зуб даю, — язвит Антон. — Надо зажигать! — И, словно иллюстрация, у него вдруг загораются глаза. — Или взять твоего Шона — мне всегда нравился этот чел. Он был нормальный, юморист такой. И о чем бы там все эти мудаки ни пиздели, он ни разу в жизни меня не кинул.

— Это классно, — говорит Франко, — когда можешь доверять людям.

— Но тока он был конченый, — качает головой Антон. — Его угробила наркота. Та, что я толкал, и та, что толкал он сам. Я говорил ему: «Будешь толкать наркоту — поднимешься. Будешь принимать — тебе пиздец». По мне, так это и ежу понятно. Шон должен был вдуплять. Он же был не даун. Пока не упарывался.

— Я плохо его знал. Када он был малой, я то в тюряге сидел, то с какой-нибудь другой чувихой кувыркался. Правда, слыхал, что он нариком стал. Вот с этого меня харит. — Франко выгибает брови дугой. — С этой публики всегда харит.

Фрэнк Бегби зловеще понижает голос, но Антон, кажется, уже погрузился в свои мрачные мысли:

— Мой старик… я купил им со старушкой дом в классном районе в Барнтоне, а не в ебенях каких-то. Отвез их туда на тачиле. Нехилый такой сюрприз. Подвез к этому крутому комплексу со стенами и воротами, ландшафтными садами и участком и вручил им ключи. А он такой типа, срать я на это хотел: даже из машины не вышел. У мамани глаза по полтиннику — дом ее мечты, а этот гондон даже не вылез его заценить. И ее тоже не пустил. Типа не хочу того, что «нажито на чужом горе». Так и сказал: «нажито на чужом горе». Ты, блядь, прикидываешь?

Франко молчит, глядя на море. Смеркается. Не на шутку холодает.

— Людей бывает трудно просечь, — высказывается он, а потом переводит взгляд на Антона: — А кто, по-твоему , убил Шона?

Антон холодно смотрит ему в глаза:

— Легче всего сказать, что Пауэр или кто-то из его кодлы. Но это было бы брехней. Просто я не в теме. Но если выяснишь, дай мне знать. Я ж говорю: у Шона были свои косяки, но он мне нравился.

— Хотя и не настолько, чтобы прийти на его похороны.

— Если кто-то умер, тут уже ничем не поможешь. — Антон мягко пожимает плечами. — Думаешь, половина этих додиков, что там были, этих ебучих упырей и правда хотели почтить память Шона? Если бы я заявился, возникла бы напряженка — из-за Пауэра и парочки других. Свое уважение я выразил тем, что не пришел.

Франко задумывается над этим и вспоминает стычку с Ча Моррисоном.

— Не поспоришь.

— Знаешь… у нас есть что-то общее, — вставляет Антон с легкой тоской в голосе. — Шон был не таким сыном, как тебе хотелось. А мой старик был не таким отцом, как хотелось мне.

— Ну, мы оба уже не в том возрасте, чтоб заморачиваться с бумагами на усыновление.

Антон громко хохочет:

— Знаешь, приятно встретить того, кто тебя не ссыт.

— Откуда ты знаешь, что я не понтуюсь?

— Знаю, — говорит Антон. — А еще я в курсах, что ты ничё против меня не имеешь.

Франко улыбается:

— А если б имел?

— Тогда бы ты был уже трупом, — говорит ему Антон, — и твоя жена с детишками. — Он показывает трубу из «Теско».

На светящемся желто-зеленом экране отображается СМС от Мелани:

Позвони как только получишь. Срочно. Люблю. Х.

— Ты бы позвонил, — бесстрастно говорит Антон Миллер и протягивает телефон.

Фрэнк Бегби берет его и прислушивается к дыханию молодчика. Ничего не заметно.

На уроке сальсы в Танцевальной школе Санта-Барбары было многолюдно, и все приходили парами. Мелани увидела в группе двух геев и обратила внимание, что Джим пялится на этот самый эпатажный дуэт. Потом он пригляделся к другим парочкам и, отметив, что больше никого это не волнует, кажется, потерял к ним интерес. В конце урока Мелани разговорилась с двумя мужчинами, Ральфом и Хуаном, и выяснила, что они оба тоже работают в Университете Санта-Барбары. Все четверо решили зайти вместе выпить в винный бар через дорогу.