Роберто Котронео - Каллиграфия страсти

У меня еще сохранились пожелтевшие и слегка помятые страницы тонкой, почти веленевой бумаги. Машинка, печатавшая на них, была разболтана, «о» слишком жирное, «с» поднято над строкой. Это была справка о Франце Гансе Верте, полученная мной через несколько дней после разговора с Джеймсом. Он прислал мне все данные, которые ему удалось разыскать. Родился третьего июля 1915 года во Франкфурте на Одере. Отец, не вернувшийся с Первой мировой войны, был скромным государственным служащим, мать после смерти мужа жила фортепианными уроками. Потом — переезд в Берлин. В 1927-м году Верт поступает в консерваторию, в 1933-м заканчивает ее. Как раз во время расцвета нацизма. «Ум живой и мечтательный, — читаю я в справке, — проявляет сильный интерес к эзотеризму, спиритизму и магии. В результате этих увлечений исповедует извращенную философию, которая сразу приближает его к нацистской идеологии». Импульсивный, жадный до денег, слабохарактерный хвастун, Верт почти все время проводил в двух берлинских борделях, часто бывал пьян. Однако в 1937-м году резко поменял образ жизни, прекратил многие знакомства, меньше стал появляться в домах терпимости («за весь 1938 год он показывался там не более 18 раз», — гласит мой листок) и снова начал прилежно заниматься. Из той же справки следует, что он, наконец, достиг наиболее «рафинированных» салонов и тех, которые «считаются рафинированными». Говорят, что он играл перед фюрером, и не меньше двух раз. Верт стал придворным пианистом и завел дружбу с тузами нацистского режима, прежде всего с Иозефом Геббельсом, а также с Бальдуром фон Ширахом, с которым проводил все вечера перед назначением Шираха гауляйтером Вены, и даже с Францем фон Папеном, испытывавшим, похоже, симпатию к молодому человеку. В этом месте в справке наличествует некоторое умолчание. Очень бегло говорится о медиумических вечерах, когда Верт болтал о трансе, о музыке, которая исходила из глубин, и нес прочую чертовщину из арсенала мошенников. Кажется, Верт симулировал даже обмороки за клавиатурой, якобы от умственного и физического напряжения. Что же это было в действительности? В тот вечер в Лондоне Джеймс высказался по этому поводу гораздо более точно:

«Представления, которые устраивал Верт, поначалу были недооценены; о нем говорили в Берлине, его называли медиумом за фортепиано. Но мало кто в это верил. Верт исполнял произведения великих композиторов — Баха, Дебюсси, Шуберта — продиктованные якобы их духами. И проделывал он это в обстановке, продуманной до мельчайших деталей: полумрак, свечи, горящие курильницы. Он предпочитал черные рояли (а они тогда не были столь многочисленны), а сам появлялся в форме СС, так как утверждал, что это "придает ему силу". В 1938 году один из моих хороших друзей в дипломатической миссии в Берлине посетил один такой концерт. Мой лондонский друг любил музыку, знал ее и умел слушать. Он был обескуражен. Спиритические сеансы вокруг фортепиано обычно забавляли его, он ощущал себя зрителем гротесковой буффонады для избранных. Но по мере того, как Верт играл, мой друг стал замечать несовпадения с текстом. Он рассказывал мне: "Если это были несуществующие страницы, то пианист производил впечатление отличного имитатора, в некоторые моменты непревзойденного. Если бы он вместо этих патетических шуточек занялся композицией, то имел бы шанс"».

« Что же на самом деле происходило на этих вечерах? Теперь я знаю: Верт где-то раздобыл "секретные рукописи". Кто-то ему их показал, возможно, именно Бальдур фон Ширах, а возможно, Ганс Фитцше, радиокомментатор и верная тень Иозефа Геббельса. Или же Гуго Фишер, что-то вроде консультанта по культуре, маленький человечек в сильных очках, в задачи которого входило приведение в порядок всех бумаг, вынесенных, возможно, из Государственной Библиотеки. Там не было, конечно, ничего такого, что занимало бы большие объемы: так, может быть, небольшая картонная коробка. Там были рукописи, вырванные из альбомов, где они были переплетены вместе с неизвестными страницами менее значительных авторов. Среди них, по меньшей мере, страниц десять Моцарта, Лист, несколько пьес Мендельсона (выдранных из альбома и никогда не игранных в Рейхе, потому что он был евреем), а также Иоганн Себастьян Бах, Гендель и много, поверьте мне, много другого. Было ли все это подлинным? Маэстро, даже сегодня я не могу сказать, какие из этих неизданных рукописей были настоящими, какие бутафорией. Но вот занятная подробность: среди них было много страниц музыки Шопена. И, возможно, Четвертая Баллада. Как все это попало в Берлин, трудно сказать. Думаю, что из Вены. Но кое-что после нацистской оккупации было вывезено и из Парижа. Естественно, концерты Верта, все более редкие, продолжались и во время войны, и если Четвертая Баллада действительно попала в Берлин, это случилось не раньше 1940 года. Но насколько все это соответствует истине, узнать невозможно, потому что этих рукописей никто никогда не видел. Кто-то говорил, что Верт увез их с собой в Сантьяго-де-Чили и там продолжал давать концерты».