Наталия Лойко - Обжалованию подлежит

Оксану кольнуло в самое сердце: ее, возможно, скоро на этом свете не станет, а жизнь все равно будет течь своим чередом…

Поезд тронулся, не вспугивая влюбленных, не рассматривая их вагонными слепыми окошками, деликатно укатил. Оксана откинулась навзничь, натянула одеяло до подбородка. Кто сказал, что ее вдруг не станет? Так уж сразу сдаваться?

Тряско лежать на жесткой чужой подушке. Зато в перестуке колес ловишь отчетливые звуки шагов, голоса, милые слуху. Машенька… Стась… И еще голос дежурной по громкоговорящей связи в метро… И пунктир на пульте в диспетчерской — желтые черточки, красные. Вспыхивают и гаснут повторители светофоров… И снова Стась — заботливый и смешной… Мысли все путаней и бессвязней, а там и беспамятство, сон.

Скорый поезд, словно бы выдохшись перед финишем, понемногу утрачивал темп. Застопорил. Конечный пункт — Ленинград, Московский вокзал. Пассажиры находятся в полной готовности, все милостиво напоены чаем, у всех багаж на виду. Прильнули к окнам, всматриваются в подплывающую платформу. Носильщики в фуражках, с нагрудными бляхами степенно толкают перед собой пока еще пустые тележки. Встречающих много, но суматохи на перроне не видно — повадка у ленинградцев своя.

Насчет здешних привычек-обычаев Оксана наслышана от Анастасии Грачевой. От Насти, которая в составе учебной бригады побывала у москвичей незадолго до пуска первой в Ленинграде трассы метро. Оксане выпало вводить в курс индивидуально Грачеву, внимать ее живым по-молодому восторгам при ознакомлении с московскими чудесами. Поахает, но, спохватившись, тут же воздаст хвалу своему знаменитому городу, его красе и порядку. Оксана подтрунивала: за опытом все же обратились к Москве!

Столичное. метро могло по праву считаться старшим братом, а то и отцом ленинградской подземки. Аналогично Оксана Пылаева могла бы быть Насте Грачевой если не матерью, то старшей сестрой. Сегодня, будем надеяться, всего на денек, она воспользуется гостеприимством своей младшей сестренки. Стась и с Настей говорил по междугородному телефону. В дорогу прихвачена ее последняя открытка — Дворцовая площадь, исторический вид. Взята ради обратного адреса на обороте, хотя адрес заранее вызубрен назубок.

Пассажиры, выстроившись гуськом, покидают вагон. Кое-кому на платформе перепадают поцелуи, цветы. Оксана выходит последней: ей ни к чему торопиться. Насте к приходу поезда не поспеть: служба есть служба. Придется несколько подождать на перроне, постоять, набраться терпения. Покидая вагон, невольно оторопела: суровая проводница отобрала у нее чемодан, поддержала под локоть. Неужто ее немощный вид стал бросаться в глаза? Еле выговорила «спасибо».

Оксана водружает кошелку на чемодан и оборачивается назад, откуда приехала. Там за горизонтом, в немыслимой отдаленности, находится вчера оставленный дом. Не надо думать о нем! Лучше сосредоточить внимание на переплетении железнодорожных путей. Эти изготовленные прокаткой, уложенные на шпалы, отшлифованные колесами привычные полосы здесь — на воле, не под землей — вбирают в себя утренний солнечный блеск.

Не такой уж Ленинград пасмурный город, ее, москвичку, он встретил синими небесами; на платформе не сыщешь лужицы, в которой могла бы отразиться та звонкая синь. Надо надеяться, сегодня в Москве, в районе их с Машей жилья, тоже поутру без осадков. Будь хоть ливень, девочка не позволит себе опоздать на контрольную.

Славно было бы, коли весеннее солнце отражалось в рельсах по всей бескрайней прямой, соединившей Ленинград и Москву. Не препятствуй зрению дистанция в шестьсот пятьдесят километров, прямизна пути позволила бы разглядеть отсюда, с вокзала дореволюционной столицы, оставленный Оксаной вчера в полутьме московский вокзал. Про то, как пролегла между двумя главными городами железнодорожная трасса, она узнала только перед отъездом. Случайно. От Лаптева. Не от того, кто инженером в службе движения, а от старичка с блокпоста — любителя ученых бесед. Пошла в административный корпус согласовать свою неожиданную отлучку, а Лаптев, сочувствующая душа, взял ее под руку и повел по ковровой дорожке. Отвлекал, «поднимал тонус» — его любимое выражение, — занял интересным рассказом. Оказывается, если Лаптев чего-нибудь не напутал, линия железной дороги из Петербурга в Москву была с маху проведена уверенной монаршей рукой. Николай Первый не счел нужным дожидаться предварительного проекта с учетом рельефа местности и всяких там инженерных соображений. Не посчитал для себя обязательным разбираться в сложностях работы прокладчиков. Лаптев расписывал, как царь-государь расположился в кабинете, твердым движением неколебимо наметил на карте две точки, а может, и два кружка, полюбовался и соединил их ровненько по линейке. Выполнять в точности, не отступая, — на то и монарший приказ!