Дмитрий Валовой - Поиск (Экономическая повесть)

Что же касается нашего сельского хозяйства, то должен сказать вам, господа, что на Западе давно бытует мнение, что Россия – это, мол, страна с бескрайними просторами для пашни, страна с благоприятным для земледелия климатом…

– А разве мало земли у вас?

– На одного жителя в нашей стране, так же как и в США, приходится по восемьдесят пять сотых гектара пашни. Но в Америке шестьдесят процентов земли приходится на районы с количеством осадков семьсот и более миллиметров, а у нас только один процент такой земли. Почти семьдесят процентов американской пашни расположено в зоне с продолжительностью безморозного периода свыше ста семидесяти дней, а у нас такой пашни только пятнадцать процентов. Вся территория США находится к югу от сорок восьмой параллели, а у нас в этих широтах находится только одна треть сельскохозяйственных угодий. К этому следует еще добавить: у нас центральная и северная части слишком переувлажнены, надо много тратить средств на мелиорацию. А на юге, где много солнца и где можно получать по два урожая, – напротив, не хватает воды. С учетом всех природных факторов специалисты пришли к такому выводу: в эквивалентных гектарах на одного жителя в Соединенных Штатах приходится три с половиной гектара сельхозугодий, а в Советском Союзе – только полтора.

И тем не менее голодных у нас давно уже нет. Почему? Благодаря преимуществам колхозно-совхозного строя. До революции в сельском хозяйстве было занято семьдесят процентов работавших в стране, ныне их удельный вес сократился в два раза, однако производство сельскохозяйственной продукции возросло в два и восемь десятых раза. Это позволило значительно повысить потребление на душу населения. По мясу оно возросло в полтора раза, молоку – в один и семь десятых, рыбе и овощам – в два, яйцам – почти в три, сахару – в четыре с половиной раза. И только по хлебу потребление уменьшилось на двадцать пять процентов. И эта позитивная тенденция у нас продолжается…

Васильев умолк, захлопнул папку с материалами и решительно направился к столу президиума, давая тем самым понять, что разговор окончен…

– Господин Васильев, у меня к вам вопрос не по теме конференции. Разрешите? – направился к Васильеву «наперехват» корреспондент журнала «Форчун» Милберг.

– Пожалуйста, – остановился Васильев.

– Я в Москве еще пробуду несколько дней, и мне хотелось бы побеседовать с кем-нибудь из официальных лиц. Вы не посоветуете, к кому мне обратиться с такой просьбой?

– В связи с реформой создан специальный комитет, который занимается внедрением новых методов хозяйствования. Видимо, лучше всего туда вам и обратиться…

– И еще хочу сказать вам, что вы являетесь хорошим пропагандистом и защитником своей системы.

– Это верно, – поддержали его несколько подошедших к ним корреспондентов.

– Дело, уважаемые господа, не в мастерстве, а в учении, – заметил Васильев. – У меня есть что пропагандировать и защищать.

– Так же, как и нам, – пытался парировать Милберг.

– Смотря что журнал «Форчун» защищает, интересы капиталистов, защищает их право частной собственности на средства производства, которой владеет все более и более узкий круг лиц, что, в свою очередь, умножает число наемных работников – рабочих, инженеров, служащих, ученых. Это объективно не может не обострять основное противоречие капитализма.

– А в чем оно заключается? – преследуя свою цель, спросила Мари Верлан.

– Маркс сформулировал его так: противоречие между наемным трудом и капиталом. Суть его коротко вот в чем. Интересы наемных работников и владельцев средств производства не совпадают: чем больше материальных благ и ценностей достается первым, тем меньше остается вторым. И наоборот. В эпоху свободной конкуренции, когда капитализм развивался еще по восходящей линии, спрос на рабочих превышал их предложение, за исключением экономических кризисов, в период которых возникала безработица. При империализме же, когда капитализм стал, по меткому выражению Ленина, «загнивающим, умирающим», положение резко изменилось. Безработица. Инфляция. Неостановимый рост цен на потребительские товары. Все это стало неизбежным, непреходящим. Стало все опасным, угрожающим. Есть ли предел этому?!

– Но с этими явлениями постоянно ведется борьба… – заметил кто-то из зарубежных корреспондентов.

– Эта борьба обречена, – сразу обрывисто прикрыл всякие сомнения Васильев. – И вот почему. Даже крупнейшие империалисты мира, те, что определяют мировую и национальную политику капиталистических стран, не могут сесть за «круглый стол» и принять такую резолюцию: «Давайте умерим свой пыл к обогащению и за счет сокращения наших прибылей обеспечим всех работой и больше будем им платить… Иначе нам не удержаться…» Договориться об этом невозможно потому, что между капиталистами, как на внутреннем, так и на мировом рынке, идет борьба не на жизнь, а на смерть. Тот, кто не добивается высшей прибыли, разоряется и пополняет ряды наемных работников, а то и – безработных. Такова природа капитализма. Таков объективный его интерес. Заставить капиталиста думать и действовать по-другому так же невозможно, как заставить нашу планету вращаться в обратном направлении. Поэтому защита капитализма его приверженцами подобна борьбе с ветряными мельницами. Чем больше будут обогащаться владельцы средств производства, тем больше они будут производить «своих могильщиков» – наемных тружеников. В конце концов их терпению придет конец и пробьет час капиталистической собственности – экспроприаторов экспроприируют!