Сарафанов знал, что подобные «полигоны», управляемые государственными чиновниками, на деле контролируются бандитами. Если вы инспектор или пытливый журналист, такой «контролер» примет вас в комфортном офисе, тут же, у ворот свалки. Нальет рюмочку коньяка. На обнаженной волосатой груди-толстенная золотая цепь. На бритой круглой голове подозрительно и жестоко мерцают стальные глазки. Под дверями караулят здоровенные битюги, похожие на палачей и надсмотрщиков. На эти «полигоны» попасть весьма затруднительно, ибо на них есть что скрывать. Под кучей пищевых отходов, без всякого досмотра, могут провезти контейнер со ртутью. Отсюда на колбасные заводы или магазинные прилавки могут отправить синеватую, облепленную мухами тушу коровы или слипшиеся, испорченные куриные окорочка. Катки вместе с мусором могут закатать обезображенный безымянный труп или важную криминальную улику. К тому же на таких «полигонах» за колючей проволокой трудятся десятки бомжей, нанятых за грошовую плату, перебирающие мусор, извлекающие из него цветные металлы.
Это маленький очаг рабовладельческого общества, где историк может наглядно изучить методы работорговли, способы наказания провинившегося раба, рационы питания из непроваренной каши, нехитрые забавы невольников в виде попоек под музыку старенького кассетника, а также показательные казни, когда строптивый раб забивается насмерть железной трубой, кладется под медленный оранжевый каток с шипами и многотонными валиками. Если искать в России самых несчастных, обездоленных людей, то это не матери-одиночки, не вдовы погибших десантников, не беженцы и погорельцы, а эти отверженные, потерявшие имена люди, выловленные умелыми ловцами в джунглях современной русской жизни, привезенные на коммерческий «полигон» для выполнения рабской работы. Роясь в отходах, они сами являются отходами «демократических реформ», которые превратили некогда могучую и цветущую страну в страшный мусорный «полигон».
Так думал Сарафанов, набредая на кучки бомжей, перебиравших мусор, участвующих, подобно червям или бактериям, в процессах гниения. Некоторое время спустя он услышал завывание автомобильной сирены. Далеко по «полигону» мчалась кавалькада, брызгали фиолетовые вспышки, сверкали лакированные машины. Колыхался в рыхлой колее тяжелый фургон. Кавалькада подлетела к помосту. На мороз высыпала возбужденная толпа, окружая шубами, модными долгополыми пальто, добротными дубленками поднявшегося из машины Верейко. Облаченный в енотовую шубу, с фиолетовым пышным шарфом, в меховом бобровом картузе, он выделялся из прочих своей экстравагантностью, подвижностью, властно-вальяжным видом. Все телекамеры устремились к нему. Журналисты прихлынули, протягивая диктофоны, как нищие протягивают за подаянием кружки. Косматые микрофоны, похожие на артиллерийские банники, разом взметнулись. Зрители, в предвкушении веселого скандала и необычного развлечения, надвинулись стеной, так что охрана, сцепившись руками, была вынуждена их оттеснять.
— Видите, мы приехали. Отказались присутствовать на правительственном приеме в Кремле. Не пошли на банкет в «Метрополь». Не явились на премьеру в Большой театр. Приехали на свалку, где в ужасающем положении живут граждане России, беззащитные и униженные русские люди. Наша партия — с ними. Наша партия — с теми русскими, кому отказано в людской жизни. Ведите сюда этих несчастных людей! Приглашайте русских бомжей! — он картинно размахивал меховыми рукавами. На его сытом, розовом лице шевелились маленькие плотоядные губы, похожие на двух гусениц. Во время пузырящейся речи брызгала слюна. — Ну где же вы, русские бомжи?
Гости расступились. Подгоняемые служителями в форме, приближалась группа бомжей, похожих на двуногих косматых животных, — так выглядели их лохмотья, нестриженные космы, нечесаные усы и бороды. Прижатые к груди, скрюченные руки казались обмороженными лапами.
— Вот вы где, люди русские! Вот он, великий русский народ! — Верейко полез в глубину шубы. Стал вытаскивать пачки денег, разбрасывал. Бомжи кинулись ловить. Хватали на лету купюры, ползали по земле, вырывали друг у друга, грызлись, верещали, как собаки, не поделившие кость. Телекамеры снимали. Гости смеялись. Курчавые банники, похожие на терьеров, сновали среди бомжей, еще больше усиливая впечатление звериной стаи.
— Когда мы придем к власти, мы объединим все помойки России, — вещал Верейко. — Соберем всех бомжей и устроим прием в Кремле. Подадим к столу лучшие блюда — черную и красную икру, балыки, фрукты, самые дорогие коньяки, «Хеннесси», «Наполеон». Выдадим каждому бомжу чистое белье, дорогой костюм. Подарим красивую женщину. Предоставим отдельную квартиру. А всех олигархов, всех, кто превратил нашу матушку Россию в помойку, мы отправим сюда, на свалку. Заставим разгребать отходы, выискивать объедки, чтобы они почувствовали вину перед народом.
Читать дальше