Александр Проханов - Экстремист. Роман-фантасмагория (Пятая Империя)

Луч, исходящий из сердца Сарафанова, касался Змеева, скользил по его лбу, губам, груди. Горячая волна охватывала худое напряженное тело. Так совершается термообработка, превращая усталый металл в сверхпрочный сияющий сплав. Так утренний свет проникает в ночную темную гору, окрашивая ее в цвет зари. Проповедь Сарафанова преображала Змеева. Его истерика уступала место самообладанию. Хаотические мысли выстраивались в упорядоченную картину мира. Готовность к безумному поступку сменялась героическим стоицизмом и выдержкой. Он превращался в воина, способного совершить героическое действие. Именно этого добивался Сарафанов, подвергая Змеева магическим воздействиям.

— «Внешний враг», проникший в Россию в виде еврейского банкира и «либерального агента» Америки, имеет мощный слой поддержки в виде аморального, аполитичного, насквозь коррумпированного чиновничества, изъедающего, как тля, бутон «Пятой Империи». В борьбе с тлей не обойтись без токсинов. В борьбе с коррупцией не обойтись без «опричников», которые во времена Ивана Грозного, привязав к седлу метлу и собачью голову, скакали по Руси, искореняя крамолу. «Разбить собачьи головы коррупционеров» — значит сохранить гигантские ресурсы для взращивания Имперского Древа.

Через Сарафанова действовало небо — обрушивало на землю необъятные потоки света. Сарафанов был линзой, пропускавшей сквозь себя свет небесный. Помещал Змеева в светоносный фокус, и тот сверкал, переливался в луче. Змеев, благодаря Сарафанову, был сопричастен высшему разуму.

— Врагов нельзя ненавидеть, их нужно любить. Благодарить за преподнесенные уроки. За испытанную горечь поражения. Любить врагов нужно по-пушкински, по-петровски. После полтавской победы Петр собрал в шатре пленных шведов, разгромивших его под Нарвой, и поил шампанским. «И за учителей своих заздравный кубок подымает». Вслед за ракетой «Булава», которую уже запустили оборонщики «Пятой Империи», мы подготовим к испытанию еще один комплекс под названием «Кубок гнева». Обрушим его на голову Америки. И это сделаешь ты!

— Что я должен сделать? — Змеев смотрел на Сарафанова верящими глазами. — В чем задача?

— Не стану тебе объяснять всего замысла. Ты — солдат и не должен знать деталей стратегической операции. Тебе поручается отдельный, ответственный фрагмент. Добудешь гранатомет и обстреляешь американское посольство. Не обязательно попадать в окно. Не обязательно разорвать кумулятивным зарядом какого-нибудь атташе или советника. Важно показать американцам, что мы не смирились с их оккупацией. В России есть партизаны, готовые отомстить за Советский Союз, за Боснию, за Косово, за Ирак, за Афганистан, за гибель миллионов русских, которых выкашивает Америка без пушек и воздушных армий. Ты — мститель! Ты — воин! Ты — солдат «Пятой Империи». Согласен?

— Согласен, — твердо ответил Змеев.

— Вот деньги, — Сарафанов указал на кейс. — Купишь у бандитов гранатомет. Можешь РПГ. Или «Муху». Сам разработаешь план атаки. Верю, ты справишься.

— Справлюсь, — ответил Змеев. Он был тверд и ясен. Создан из легированных сплавов. Из тех же, из которых была отлита скульптура Мухиной — сияющий монумент великой Империи.

Следующий удар был направлен на отвратительного фигляра, мерзкого клоуна, глумливого шута, находящегося в центре непрерывного, десятилетие длящегося скандала. Известный политик и блестящий актер Верейко использовал чувства униженных русских, распалял фантазии патриотов галлюциногенными бредами, профанировал «русскую идею», неутомимо, как канатоходец, балансировал между полюсами общественных настроений. Заполнял телеэкраны своими яркими выходками, грассирующей речью, вульгарными ужимками. Превращал в труху и пепел робкие усилия русских выбрать себе вождя, сплотиться вокруг «национальной идеи», сформулировать «русскую доктрину». Верейко, мастер театральных представлений, собирал на свои политические представления бесчисленных журналистов и телерепортеров, создавал информационные поводы, «кормил» своими непристойностями прессу. Оставался самой яркой звездой на политическом небе, откуда то и дело срывались и гасли недолговечные светила партий и общественные кумиры-однодневки.

На этот раз Верейко замышлял балаганное действо на подмосковной свалке отходов с участием ютящихся там бомжей. Действо было приурочено к пятнадцатилетнему юбилею его политической деятельности. Широко рекламировалось. Значилось в пригласительных картах как «Трэш-парад», на который приглашались журналисты, политики, члены дипкорпуса. На этот «Трэш-парад» Сарафанов нацелил атамана Вукова, поручив ему сорвать глумливый спектакль. План операции Сарафанову был неизвестен, целиком принадлежал атаману. Сам же Сарафанов раздобыл пригласительную карту, на которой золотом и яркими красками был изображен веселый бомж среди свалки, в обносках, босой, с приклеенной к подбородку мочалкой, похожий на Льва Толстого, с надписью: «Не могу молчать!» Сарафанов во всем положился на Вукова и стал ждать урочного часа.