Александр Проханов - Экстремист. Роман-фантасмагория (Пятая Империя)

В этом последнем Сарафанов почему-то узрел себя. Высмеивались его страсть к технологиям, увлечение научными новшествами, вера в фантастическую мощь человеческих знаний, способных преобразить бренного человека в космического мечтателя, устремленного в бессмертие. Он испытал такую ненависть к черному магу, кривлявшемуся на помосте, к его грассирующему голосу, колдовскому фиолетовому шарфу, мерзким, хохочущим губам, что собрался с остатками сил, мысленно обвязался гранатами, прижал к груди противотанковую мину и, подобно одному из двадцати восьми гвардейцев-панфиловцев, ринулся на чудовище, в надежде его подорвать. Взрыв произошел на дальних подступах к врагу. Рванули гранаты, сдетонировала мина. Вся плоть Сарафанова была растерзана, разлеталась в разные стороны окровавленными костями, комьями внутренностей, расплющенным сердцем. На несколько секунд он расстался с жизнью, висел в морозном воздухе облаком кровавой росы. Медленно возвращал себе тело, разум, оглушенный, поверженный дух…

— И в заключение «Трэш-парада» представляю вам явление «Пятой Империи», симфонию которой сочинил один забавный фантазер, не помню его имя. Он хочет созвать всех русских бомжей на всероссийскую помойку и предложить им «общее дело», — строительство ковчега новой «русской цивилизации». Его будут строить из очисток картофеля, использованных презервативов, пищевых отходов, консервных банок, подшивок газеты «Утро», заштопанных кальсон и абортированных младенцев, тех, что не пошли на стволовые клетки… Прошу приветствовать «Пятую Империю» русских!..

Верейко всплеснул руками, словно сотворял диво. И этим дивом был мальчик, бездомный сирота, замызганный и забитый, с чахоточным личиком, в нахлобученной драной ушанке, в большущих бутсах, в которых тонули тонкие ноги. Видимо, он только что получил тумака, выскочил из толпы и мучительно озирался, ожидая новых побоев. Крутом улюлюкали, мерцали вспышками, давили со всех сторон телекамерами. Он семенил, торопился пробежать, держа в грязном кулачке бумажную иконку Божьей Матери.

Сарафанов был близок к обмороку. Не находил сил бороться. Был изувечен, повержен. Ему не было места в мире, где властвовал темный Сверхразум, где глумились над святынями, мучили детей, превращали его драгоценное детище — «Пятую Империю» — в груду мерзких отбросов. Готовясь умереть и исчезнуть, в предсмертном уповании, не надеясь на себя, а лишь на невозможное чудо, стал молиться: «Господи, убей его!.. Боже Правый, убей палача!..»

Мальчик-сирота удалялся. Его щипали, толкали. Он жалобно пищал. Сарафанов, глядя на скачущую енотовую шубу, плещущий фиолетовый шарф, молил: «Убей его, Господи!..»

И молитва была услышана. Деревянный помост покачнулся. Верейко испуганно ухватился за поручни. Земля дрогнула. Под помостом стала разверзаться яма. Верейко взвыл, попытался спрыгнуть на землю. Но огромная яма раскрывалась, и помост вместе с Верейко стал проваливаться. Исчезал, рушился в преисподнюю, захватывал с собой пласты мусора, обертки, очистки, гнилое тряпье, пластмассовые бутылки. Воспаленно светя огнями, с ревом, выбрасывая синий дым, надвигался бульдозер. Сияющий нож толкал впереди груду нечистот. Приблизился, сдвинул в шахту, наполняя ее скрежетом и звоном стекла. Отъехал. Уронил зеркальный нож. Срезал пласт мусора. Двинул вперед, заваливая черную ямину, погребая Верейко.

Крутом визжали, мчались врассыпную, роняя телекамеры. Сарафанов стянул с головы шапку. Крестился на туманное солнце, занавешенное зыбким пологом веющих птиц.

Гибель Верейко потрясла политическую элиту. Не все любили виртуозного фигляра. Не все почитали разнузданного скандалиста. Но все, даже его противники коммунисты, сознавали, что удар нанесен по всей политической системе, по институту парламентаризма, в котором, как в теплой вате, свили себе гнезда недоношенные партии. Это был, несомненно, террористический акт, носивший ритуальный характер. Этого было достаточно, чтобы в прессе поднялась истерика, искавшая во всех бесчинствах последнего времени единый корень — законспирированную националистическую организацию, жертвами которой становились либералы. «Русский фашизм» вышел на улицы. Выбирал себе жертвы, среди которых первым был доктор Стрельчук, светило гинекологии, и вот теперь — виднейший российский политик Верейко.

Сарафанов вожделенно наблюдал, как зарождается вихрь, затягивая в себя черные энергии, сталкивает их и сжигает. Своими действиями он создал энергетическую ловушку, куда вовлекались турбулентные силы тьмы и там испепелялись, освобождая из плена русскую жизнь.