Александр Проханов - Экстремист. Роман-фантасмагория (Пятая Империя)

— Но я пастырь. Служу не церковному начальству, а Христу. И это служение повелевает мне направиться в храм.

Тревога, окружавшая сердце, продолжала распространяться, захватывая каждую клеточку обеспокоенного, огорченного тела. Но теперь вокруг сердца, в котором прозвучало имя Христа, появилась горячая, светлая сфера. Отец Петр чувствовал в сердце благодатный жар, сберегал в себе зажженную лампаду.

Из-за спины отца Власия появились двое, неуловимо похожие не зимними шубами и шапками, не плотными, сытыми телами, а одинаковыми, упрямо обращенными лицами, непреклонными, глядящими из-под бровей глазами, их холодным жестоким свечением.

— Отец Петр, — произнес один из них, молодой, с фиолетовыми бритыми щеками, по которым пробегала едва заметная судорога. — Мы вынуждены просить вас проследовать с нами в машину. Мы доставим вас на Лубянку, где с вас снимут показания.

Отец Петр испытал внезапную немощь. Словно растворилась запечатанная память и оттуда хлынули в стонах и воплях воспоминания, не его, а доставшиеся ему по наследству. Тонула в море утлая баржа, забитые в трюмах, пели священники, а с берега пушка хлестала картечью, расшибая гнилые борта. Босые монахи в разодранных рясах выстраивались у мокрого рва, и солдаты с красными звездами стреляли им в грудь из винтовок, те падали, молясь за своих палачей. Виденья нахлынули на отца Петра, и он, теряя опору, хватался за морозный воздух.

— Пройдемте в машину, — повторил человек.

И такая слабость и немощь, и любимое лицо беззащитной жены, и болезненное, с наивными глазами лицо любимого сына, и висящий на древе Христос, и страх, и бессилье, неуменье принести Христову жертву. Отец Петр сник в безволии, повинуясь властным, обступившим его людям.

— Нужно храм запереть, предупредить прихожан, — слабо пролепетал он.

— Храм заперт, — произнес отец Власий. — Прихожане отправились по домам. На дверях поместили надпись: «Храм закрыт на ремонт». Все слава Богу, отец Петр.

И вдруг послышалось среди гулов утренней улицы и снежного скрипа, как где-то рядом прокричал петух.

«Я и есть Петр… Я и есть отступник…» — подумалось отрешенно. Проследовал к черной, трепещущей дымками «Волге». Сел в глубину салона, стиснутый с обеих сторон плотными молодыми телами.

Над церковными главами разливалась заря, золотая, изумрудная, с голубыми отливами. Казалось, над Москвой, над морозными крышами, среди черных деревьев шествует по ветке разноцветный петух, встряхивает алым гребнем.

Сарафанов подъехал к запертому храму. Прочитал пришпиленную к дверям записку: «Храм закрыт на ремонт». Увидел, как старичок в утлом пальто, обнажив лысую сухую голову, крестится перед входом. Не стал допытываться, почему отменена служба. По Москве мчался незримый вихрь, сметая его, Сарафанова, замыслы, опрокидывая его построения. В этом вихре танцевало ликующее чудище, хохотало, кидало ему в глаза горсти колючего снега.

«Солдат удачи» Змеев, жилистый, тощий, похожий на скрученный корень горного дерева, выполнял задание Сарафанова — в пик народных выступлений он должен был обстрелять из гранатомета американское посольство, подавляя гранатами волю главного врага России. В кровавом 93–м, когда баррикадники заслоняли Дом Советов, шли в поход на «Останкино», рассылали гонцов в гарнизоны, из посольства США исходили директивы Ельцину. Там стояли подслушивающие системы, улавливающие переговоры восставших. Там же, по свидетельству экспертов, были установлены мощные излучатели, парализующие вождей восстания. Змеев воевал с Америкой в Афганистане, Боснии, Сербии. Ненавидел Америку, как своего личного врага. На его щеке синела крохотная точка — стальной кристаллик американской крылатой ракеты, упавшей на Белград в пасхальную ночь. Этот малый стальной осколок иногда начинал покалывать. И тогда Змеев испытывал прилив ненависти, чувствовал прикосновение врага.

Все приготовления к атаке были завершены. У посредников, связанных с криминалом, был куплен гранатомет «Муха». Был изготовлен круглобокий, обшитый материей футляр, в каких музыканты носят виолончель, и туда удобно уместилась «Муха» и «калашников». Напарником Змеев выбрал лихого паренька, с которым жил по соседству и которого отсек от компании молодых алкашей и наркоманов, преподавая ему уроки рукопашного боя и обучая стрельбе из ТТ. Василек — так звали напарника, — умел водить машину, был лихой и преданный. Не раздумывая, принял план Змеева. Оба несколько дней подряд исследовали район вокруг посольства, выбирали позицию для удара, изучали пути отхода.