Александр Проханов - Экстремист. Роман-фантасмагория (Пятая Империя)

Деяние, которое ему предстояло, грозило опасностью. В толпу с кремлевских стен могут стрелять, и, быть может, он падет, сраженный пулей. Или навстречу народу, не взирая на иконы и хоругви, выйдут свирепые наемники, станут давить и терзать народ, обратят его вспять, а его, отца Петра, схватят и подвергнут мучениям. Подымут на дыбу. Станут жечь огнем. Кинут на лед. Заморят голодом…

Все это предвидел отец Петр. Молил Господа укрепить его, послать народу победу, а если случится поражение, то укрепить дух в часы пыток, в минуту казни, чтобы он уподобился своим многострадальным предтечам, принявшим за Христа и Россию смертную муку.

«Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя грешного!» — вырвалось из души отца Петра. Эта реченная молитва на время пресекла потоки неизреченного света, которым обменивались икона и его любящее сердце.

Матушка, заспанная, простоволосая, поила его чаем, прикрывая ладонью невольно зевающий рот.

— Ты, Петя, возвращайся сегодня пораньше. Не забудь, отец Варсанофий придет к обеду. Я ему заливное налимье приготовила. Он мое заливное хвалит.

— Что Алешка из школы принес? Какие отметки? — спросил отец Петр о сыне, у которого были пропуски из-за болезни и он приотстал от товарищей.

— За сочинение пять получил. Писал на тему: «Алеша Попович — богатырь святорусский».

— О себе писал, — с нежностью произнес отец Петр. — Ты сегодня, мать, обо мне молись. И я возвращусь скоро.

Надел поверх рясы шубу. В утренних сумерках стряхивал веничком снег с машины. Не без труда запустил мотор своего «жигуленка». Покатил, поглядывая в оттаявшие окна на заснеженные деревья, на черную, торопливую толпу, на скользящие по соседству автомобили. В его умиленном сознании витала сладостная мысль — Христос здесь, в утренней зимней Москве. Неприметен среди торопящихся людей, мигающих светофоров. Видит его, знает его помыслы, благословляет на подвиг.

Он поставил машину на стоянке у церкви, убедившись, что потрепанный «форд» отца диакона отсутствует, и он прибыл в храм первый. Вышел из машины, осмотрел утренний бело-голубой храм с золотыми главками, на которых осел снег. Испытал нежность, благоговение, словно храм был живой, одушевленный. Зашагал к дверям, предвкушая вдохнуть сладостный, теплый воздух храма, узреть его сумрачно-золотое убранство.

Навстречу шел секретарь владыки Кирилла отец Власий, высокий, в длинном черном пальто, из-под которого колыхался темный подрясник. Появление секретаря удивило отца Петра.

Они не были близко знакомы, встречались по поводу недавней церковной конференции, проходившей под началом владыки. Отец Власий был доверенным лицом владыки, исполнял его сложные и ответственные поручения. Статный, густобородый, с мохнатыми, начинавшими седеть бровями, он складывал перед собой руки, приближаясь к отцу Петру под благословение.

Отец Петр благословил его, перекрестив склоненную пышноволосую, пахнущую одеколоном голову. Они расцеловались, соединив свои щеки и бороды. И, целуя секретаря, отец Петр видел нежно-голубой, белоснежный храм, над которым пролилась тонкая струйка зари.

— Отец Петр, не удивляйтесь моему столь раннему и неожиданному у вас появлению, — гость поместил на голову серебристую кунью шапку. — Поверьте, только чрезвычайные обстоятельства побудили меня нанести вам визит.

— Что случилось, отец Власий? — у отца Петра тревожно дрогнуло сердце, будто в него ткнула чья-то невидимая рука.

— Отец Петр, мы несколько раз соединялись с вами в богоугодном делании, и вы не можете упрекнуть меня в сколько-нибудь предвзятом к вам отношении. Мое расположение к вам очевидно и не подлежит сомнению. Поэтому выслушайте меня как человека, благоволящего вам.

— Слушаю, отец Власий, — сердце, получившее удар, продолжало неровно биться, и вокруг него в груди распространялось поле тревоги.

— Отец Петр, отмените сегодняшнюю службу. Не ходите в храм, а отправляйтесь домой.

— Как же так, отец Власий? По какой причине?

— Не стану объяснять вам причины, которой сам толком не знаю. Но это просьба, и если угодно, указание владыки Кирилла. Он утром лично направил меня к вам.

— Посудите сами, отец Власий, как я могу отказаться от службы? Меня ждут прихожане. Я пастырь. — Тревога исходила из сердца и переполняла теперь всю его сущность.

— Не станем забывать, отец Петр, что все мы являемся чадами нашей Матери-Церкви и должны выполнять повеления вышестоящего церковного начальства.