Ей казалось, она идет по тонкому канату, над бездной. Натянутая струна дрожит под ногами, бездна манит, влечет. Кто-то восхитительный, с могучим опереньем косматых крыл, с огромными черно-синими глазами, властелин этой бездны, поддерживает ее на струне. Не дает упасть. В своем лунатическом сне она вверила ему свою жизнь, опирается на его всесильную руку, чувствует над собой дуновение крыльев.
Она сидела с закрытыми глазами, улыбаясь. Знала, сейчас откроет глаза, обнимет его, прижмется губами к его чудесным бровям, положит его ладонь себе на грудь. Потянулась к нему, открыла глаза. Никого не было. На столе, наполовину оплывшие, горели свечи. Отражались в двух влажных бокалах. В гостиной был бархатный смуглый сумрак, и лишь в дальнем углу, куда не доставал свет, мерцала синева таинственной бездны, слышался шум отлетающих крыл.
Генерал Буталин вернулся за полночь. У него были тайные встречи с двумя командирами полков, которые наутро, по телефонному сигналу генерала, начнут выдвижение на Москву. Полкам надлежало отправиться на плановые учения. Бронетехника и личный состав покидали гарнизоны согласно разработанным маршрутам. Но затем внезапно меняли направление и по двум трассам входили в столицу. Переговоры генерала с бывшими сослуживцами, участниками чеченской кампании, затянулись. Просматривали карту города, определяли места патрулирования, правительственные учреждения, возле которых будут выставлены посты. Генерал вернулся домой поздно, отпустил шофера, взошел на запорошенное снегом крыльцо. Из прихожей увидел стол с горящими свечами, сидящую вполоборота жену, ее опущенные огорченные плечи. Вдруг вспомнил о семейном юбилее, на который опоздал, и, готовясь к упрекам, ступая в гостиную, заговорил громко и возбужденно:
— Представляешь, по дороге видел две крупные аварии. В одном месте «маршрутка» въехала в столб. Кузов всмятку. Кто-то в снегу без движения. «Мигалки», «скорая помощь» — ужас! А вторая, здесь на повороте, — фура сошла с шоссе, перевернулась, но, кажется, водитель жив. Так что, как говорится, все под Богом ходим.
Нина подняла на него глаза, и они были медлительные, словно невидящие. Смотрели мимо него:
— Я ждала тебя, готовила стол. Сегодня двадцать пять лет нашей свадьбы, — она говорила вяло, без раздражения, без горечи. Не упрекала его, а просто давала понять, как устала, как ей пусто и одиноко.
— Ну, ты меня прости. Исключительные обстоятельства. Наездился, едва ноги принес. Устал как собака. — Ему было больно смотреть на ее понурые плечи, огорченное немолодое лицо с умоляющим, щемящим выражением. Он чувствовал свою вину, но не хотел вступать в изнурительные объяснения. Желал поскорее подняться наверх и улечься в постель.
— Я приготовила тебе торт «наполеон», сочинила стих.
— Лучше бы ты приготовила торт «кутузов». А стихи, ты же знаешь, — я не очень большой ценитель. Пушкина люблю. Например: «Горит восток зарею новой…» А всякие женские сантименты не понимаю. Ну, спокойной ночи, мне завтра рано вставать. Когда «восток загорится зарею новой». Завтра над Россией встанет новая заря.
— Здесь был Сергей. Он меня слушал. Он был ко мне так внимателен. Мне не хватает внимания.
Ее голос был тусклый, уголки рта опустились. Стали отчетливо видны морщинки у губ и висков, как тонкие трещинки. Ему было жаль ее. Но не было сил на утешения, на воспоминания, на изнурительные объяснения, которые кончались слезами. Избегая этих невыносимых душевных трат, сберегая для завтрашнего дня душевные силы, он отстранялся от нее. Был насмешливо бессердечен:
— Ну что ж, Сергей молодой и горячий малый. Он должен нравиться стареющим женщинам. Вот ему и читай стихи. С ним и выпить не грех, и на танцы сходить, а может, и еще чего. Мне же сейчас надо спать. Завтра дел невпроворот. Лягу у себя в кабинете. Спокойной ночи.
Грузно прошел мимо нее, едва не задев. Было слышно, как он умывается в ванной. Стелет себе на просторном диване. Хлопнула дверь кабинета. Дом затих. Нина оставалась сидеть среди отекающих розовым воском свечей, и ей казалось, она продолжает спать.
В гостиной, в дальнем углу, таинственно дышала синяя тьма. Казалось, оттуда наблюдают за ней огромные страстные глаза, веют волшебные дуновения, несутся неизреченные, к ней обращенные слова. Бусина, которую поместили в ее сознание, слабо пульсировала, источала теплые волны, управляла ее желаниями и помыслами. Бездна омывала ее, как огромное ночное теплое море. Голос, который звучал из бездны, был любимым, желанным. Она повиновалась ему.
Читать дальше