Сарафанов беседовал с врачом Зуевым, стоя в палате «волновой терапии». Спокойный, зеленоглазый, аскетического вида Зуев, облаченный в белый халат, хранил в себе неисчезающий облик офицера. Его деятельность была не связана с управлением войсками, с ситуацией на поле боя. Он обладал знаниями, преображающими человека. Превращал слабого в сильного. Испуганного в бесстрашного. Усталого в неутомимого. Тугодума в гения. Его технологии были связаны с загадочными полями, окружавшими человека — каждый человеческий орган, каждую клетку, каждую генетическую цепочку и каждый ген. Улавливая эти поля, воздействуя на них едва ощутимыми излучениями, у него появлялась возможность «раскрепощать» человека, «распечатывать» хранилища его витальных энергий, усиливать слабеющую жизнедеятельность, «расширять» его разум.
Теперь они стояли перед белоснежной барокамерой, напоминавшей батискаф с застекленным иллюминатором. Внутри горели лампы. Белело ложе, на котором недвижно лежал пациент. Виднелись приборы, капельницы, излучатели. К барокамере подходили трубки с манометрами, жгуты проводов с амперметрами. Ее окружали мониторы с экранами, на которых бежали и танцевали разноцветные импульсы и синусоиды.
— Ты ведь знаешь, Алексей Сергеевич, наша терапия безвредна, и твоей матушке не будет нанесен ущерб. Все те же, известные тебе методики. Вода, прошедшая обработку волновым излучателем, сменившая свою структуру, ставшая «живой водой», — такой, как в Словенских ключах под Изборском. Волновые поля, под стать тем, что именуются «светом Фаворским», — такое свечение наблюдается над башнями Изборской крепости. Капельницы с растворами микроэлементов, содержащихся в гранитных камнях, что на склонах Мальской долины, там, где, по преданию, врачевал Пантелеймон Целитель. Особый воздух, прошедший «озонирование», как ветер, дующий над Труворовым городищем. Музыка, состоящая из специального подбора гармоник, подобных тем, что присутствуют в колоколах звонницы Печерского монастыря. В этой барокамере мы воспроизводим условия, какие присутствуют в священных местах России. В Аркаиме, или на озере Светлояр, или под Псковом.
Зуев, офицер медицинской службы, был древним колдуном и целителем, волхвом, излечивающим хворь посредством заговора и наложения рук. Его методики вобрали в себя практику колдунов и шаманов, тибетских волшебников и алтайских пантеистов. Он совершил множество странствий, посетив зоны особой активности, где земля соединяется с Космосом, пульсируют не-затверделые «роднички», нисходят с небес на землю потоки таинственных сил, питающих народ волшебными эликсирами жизни.
— Кто у тебя в барокамере? — Сарафанов кивнул на пациента, накрытого белой плащаницей, над которой виднелся худой смуглый профиль, нос с горбинкой, чуть приоткрытые, сонно дышащие губы.
— Летчик-испытатель. Испытывал новый палубный штурмовик. Заклинило рули, и он до последнего пытался спасти самолет. Катапультировался с опозданием. Парашют раскрылся наполовину, и он испытал сильный удар о воду. К тому же вода в Баренцевом море была плюс два градуса. Пока его искали и вылавливали, переохладился. Словом, месяц находился в коме. Мы его осторожно «вытаскивали». Сейчас говорит, к нему вернулись все функции. Начал понемногу ходить. Мы его восстановим и вернем к работе.
Летчик в барокамере походил на эмбриона, созревающего в матке. В него вливали соки, растворы, окружали полями, слабо подсвечивали, окружали вибрациями, колебаниями звука, пульсациями света. Казалось, его синтезируют из невесомых прозрачных материй, и он в сладкой дремоте созревает для второго рождения.
— Ты знаешь, — сказал Сарафанов, — матушка, перед тем как лечь к тебе в клинику, пожелала креститься.
— И прекрасно, — ответил Зуев. — Ты сможешь за нее молиться, заказывать заздравные службы. Я не могу это объяснить, но молитва, несомненно, имеет энергетический смысл. Создается волновод между Космосом, молящимся и тем, за кого молят. Возникают «полевые» связи, в результате которых на человека направляется излучатель витальных энергий, окружает его защитным коконом. Вот как эта барокамера, в которой концентрируются энергии жизни. В этом смысле, наша барокамера — воплощенная в технических приборах молитва. Пусть твоя матушка покрестится, и привози ее к нам. Молись за нее. Молитва сына за мать или матери за сына, в силу единородности их полей, производит особенно благотворное действие.
Читать дальше