Владимир Сорокин - Нормальная история

На сей почти метафизический вопрос исчерпывающий ответ дал бывший повар московского ресторана “Интурист”: черная икра. Именно ее всегда заказывали приехавшие в Россию иностранцы.

Итак, наш национальный вклад в Мировой Банкет: осетровая икра + водка.

Вполне прилично, надо сказать. Это не слабее французского вклада: шампанское + устрицы.

Ну а горячее? Для нас оно, безусловно, вываливается из старой русской поговорки: “Щи да каша – пища наша”. Причем щи, естественно, кислые, а каша – гречневая, желательно со шкварками. Но это для нас, русских. А для иностранца гречневая каша с Россией никак не сопрягается. Равно как и суп из кислой капусты. Для интуриста Russia – по-прежнему икра + водка. Недаром Джеймс Бонд, ведущий незримую войну с советским генералом по фамилии Gogol, так любил черную икру, а водку употреблял в своем знаменитом коктейле. Но холодная война миновала, да и обновленный Бонд уже совсем не тот: даже странно, если этот хладнокровный убийца с накачанными мускулами и с лицом уличного хулигана закажет себе Beluga caviar.

Естественный вопрос: сохраним ли мы наш гастрономический мировой бренд в ближайшее время? И если нет, то чем же он заменится в головах и желудках приезжающих к нам иностранцев?

Все-таки у писателей, в отличие от художников и композиторов, есть одно преимущество: перевод оригинала на другие языки. Написал книгу двадцать семь лет тому назад, а только сейчас ее перевели на норвежский язык. И родилась “Очередь” в стране фьордов, аквавита и селедки, и зашевелилась она, и заговорила она по-норвежски, и произнесла первое слово свое: “Køen…”

Ну и всякое новое рождение тянет за собой сопутствующие события: приезд автора, встреча с читателями, выступление в университете, прогулки по городу со славистами, выпивание этого самого аквавита под ту самую селедку…

В общем, в Норвегии я до этого, к сожалению, ни разу не побывал. Много слышал о ней всегда сугубо положительного, видел ее красоты, снятые друзьями и знакомыми.

И страна не разочаровала, и люди. Удивительный край по красоте, спокойствию и особому, северному уюту.

Но началось, правда, с крушения мифа. В городе Берген, поселившись в чудесной старой гостинице “Парк”, вышел я утречком в тот самый старый парк с вековыми каштанами, пихтами и валунами. Пошел по гравиевой дорожке, думая, что Эдвард Мунк, живя в Бергене и работая над своим автопортретом, наверно, так же любил пройтись по этой дорожке, а Григ, может быть, присаживался на тот валун, думая про Сольвейг и пещеру троллей…

Романтические размышления были неожиданно прерваны неряшливо одетыми людьми с тяжелыми лицами, которые полезли ко мне навстречу из кустов, из-под еловых лап, из-за валунов, что-то настойчиво бормоча. Они чего-то хотели от меня. Я пробормотал, что не говорю по-норвежски. Тогда они заговорили на общечеловеческом:

– Pills, pills, we want pills!

До меня дошло, что это наркоманы, принявшие меня за волонтера из “Общества спасения”, принесшего им долгожданные антидепрессанты. Выглядели они все как зомби из Evil Dead .

– Give me one fucking pill! – угрожающе выкрикнул какой-то мужчина с лицом, достойным кисти норвежских экспрессионистов.

Я ретировался.

Так мир современный обрушивает мифы.

Берген порадовал прелестной деревянной архитектурой; некоторые домики напоминали сказочные избушки.

Новое потрясение ждало в главном местном ресторане, где издатель решил угостить меня, не чуждого гурманству, национальным блюдом под названием lutefisk . Это вяленая морская треска, которую трое суток вымачивают в растворе питьевой соды, потом слегка припускают в воде и подают… под салфеткой. Дабы запах этого блюда не смутил других посетителей ресторана, пока блюдо доставляется по назначению.

Многое довелось мне перепробовать в своей жизни, но, признаюсь, lutefisk затмила и медуз, и личинок жука-короеда, и японские мягкие десерты. Я мужественно съел половину, запивая каждый кусок аквавитом и заедая хлебом. После процесса вымачивания в соде плоть трески как бы желирует, становясь полупрозрачной, перламутровой. А вкус… В общем, господа, попробуйте один раз, чтобы понять загадочную норвежскую душу.

Посетил музей Мунка и его зал в Национальной галерее. Лишний раз убедился в гениальности этого внешне мужественного, внутренне хрупкого и бесконечно одинокого человека. Автобусы везут к музею Мунка туристов, школьников, студентов. Национальное достояние Норвегии. Вспомнилось, как один немец признался, что не мог найти в Москве музеев “ваших национальных достояний Малевича и Кандинского”.