Владимир Сорокин - Нормальная история

Неизменность качества любимого напитка наполняет самого несчастного из людей Покоем и Волей. “Хоть это не обманет”, – говорится в таких случаях.

Ну а теперь о нашей русской водке.

Прожив 1992 год в Берлине и вернувшись на родину, я задал моему шурину Коле, встречавшему меня в Шереметьево, сакраментальный вопрос, который задают все пьющие национальный напиток соотечественники после долгого путешествия:

– Какую водку сейчас можно пить?

Коля всерьез задумался. И назвал два сорта водки.

– Все остальное лучше не пить, – добавил он.

И это остальное действительно обескураживало. Его было страшно много. Войдя в супермаркет и увидев стеллаж с водками, я представил священный ужас Венички Ерофеева, воскресшего и созерцающего это разнообразие водочных имен. Больше всего тогда меня потрясла водка “Сальвадор Дали”.

Год я смело покупал и пил те два сорта. Но вскоре они стали напоминать разведенный водой спирт и вошли в разряд “это лучше не пить”, а их место заняла еще какая-то водка. И так продолжалось каждый год. И продолжается по сей день. Как смена русской власти – бывший властитель, в которого верили, которого любили, оказывается дрянью.

И опять я задаю друзьям этот почти метафизический вопрос:

– Что можно пить сейчас?

И каждый называет свой сорт. И доказывает мне, что только эту водку можно сейчас пить. Но это вовсе не значит, что через год эта водка не будет записана в разряд дряни. Получается, что в России уже три “проклятых” вопроса: “Что делать?” “Кто виноват?” и “Что пить?”.

Андрей Макаревич угостил меня водкой, изготовленной одним предпринимателем в качестве опытного образца для вступления в наш водочный бизнес. В бизнес по ряду причин он так и не вступил, а водку раздал друзьям. И надо признаться, она была прекрасной. И, благополучно растворившись в желудках друзей, канула в Лету.

Так что вопрос “Что пить?” для каждого россиянина по-прежнему остается открытым.

И ситуация с нашим национальным напитком, известным во всем мире и многажды описанным классиками отечественной литературы, кажется мне национальным позором.

Оказавшись в новой стране, насмотревшись достопримечательностей, пробуешь ее на вкус в местном ресторане. Это не только ритуал, но и вполне осознанная попытка почувствовать страну. Языки, как известно, способны не только говорить. Еда – это тоже род разговора.

Каждая национальная кухня говорит на своем гастрономическом наречии. Есть гастрономические диалекты, сленги и волапюки. Есть диалоги и монологи, высокопарные сентенции и нечленораздельные бормотания. Некоторые из них понятны с первого, так сказать, куска, некоторые требуют времени, какие-то совершенно невразумительны, а есть и такие, в которых ты не понимаешь ни бельмеса, как ни стараешься. Из этого роя блюд, их вкуса, запаха, названий, складывается мировой банкет, на который мы все всегда приглашены. Каждая страна участвует в этом бесконечном застолье, в этой не прекращающейся ни на минуту Большой Жратве своим главным национальным блюдом и национальным напитком, по которым мы опознаем ее. И во многом идентифицируем нацию с этим блюдом и с этим напитком. Например, немцев – с пивом, сосисками и кислой капустой, французов – с шампанским, устрицами и луковым супом, венгров – с палинкой и гуляшом, чехов – с пивом и кнедликами, итальянцев – с кьянти и пастой, болгар – с ракией и печеным сладким перцем, белорусов – с самогоном и картофельными оладьями, украинцев – с горилкой, борщом и салом, американцев – с кока-колой, гамбургером и попкорном, норвежцев – с аквавитом и копченой семгой, мексиканцев – с “Маргаритой” и говяжьим стейком, греков – с узо и бараниной на гриле, китайцев – со сливовым вином и уткой по-пекински, японцев – с саке и суши, грузин – с хванчкарой и шашлыком и так далее.

У меня вопрос о России: главное национальное блюдо? С нашим национальным напитком давно все ясно – его знают и уважают во всем мире, употребляя straight, on the rocks и в коктейлях. А вот блюдо, главное русское блюдо, при поедании которого у иностранца в голове всплывают слова “Kreml”, “Sibir”, “Dostoevsky”, “Natasha”?

Я не уставал задавать этот вопрос иностранцам. Кто-то называл борщ, некоторые считали, что главное русское блюдо – разнообразная закуска к водке. Одна француженка назвала жареную картошку с колбасой, которой ее кормили советские друзья в брежневские годы. Другая – черный хлеб с салом и горчицей. Американцы были уверены, что это “русский салат с яйцом и майонезом”. Норвежцы настойчиво говорили об осетрине горячего копчения. Немцы вспоминали уху с расстегаями и пельмени. Но это все было довольно-таки субъективно и к общему знаменателю не сводилось.