Владимир Сорокин - Нормальная история

Ярость пропитывала советскую жизнь, как слоеный пирог, ее концентрация в каждом социальном слое варьировалась. Ярость клубилась в воздухе кабинетов, заводов, казарм и лагерей, растекалась по страницам газет, плакатов, сочилась с экранов телевизоров. Ярость звенела в ушах коммунистов, дремала в мозгах рабочего класса, пряталась за лицами родных, учителей, начальников, уличных хулиганов, кондукторов, милиционеров и уборщиц, чтобы в нужный момент оранжевым протуберанцем вырваться на свободу.

Столкновение с яростью начиналось с раннего детства.

Грубость в общении с детьми считалась социалистической нормой. “Не надо сюсюкать с ребенком!” – наставляли советские воспитательницы молодых мам. Окрик и подзатыльник неизменно висели над детскими головами. Школьные учителя от ярости впадали в истерики, топали ногами, захлебывались слюной. Дома было не лучше.

– Мне опять краснеть за тебя на родительском собрании?! – пучил глаза побагровевший отец.

Советский ребенок был всегда виноват. Нам всегда приходилось оправдываться.

Но – ярость, ярость. Эта коварная оранжевая змея, играющая с нами, жалящая из-за картонных социалистических декораций мнимого благополучия! О, как она была хитра и изобретательна. Память навсегда сохранила эти стремительные змеиные броски.

Мне девять лет, я впервые в Крыму. Мы с отцом поселились в небольшом домике с небольшим садом, гордостью которого было старое персиковое дерево. Утро. Небо. Солнце. Море плещется неподалеку. Я выхожу из домика и сразу оказываюсь под раскидистыми ветвями, дразнящими плодами. Взбираюсь на сказочное, невиданное для московского мальчика дерево, срываю персик. Большой, увесистый, он покрыт нежной, слегка шершавой кожей и настойчиво требует прикосновения моих зубов. Рот сводит истомой предвкушения. Я прокусываю его, и сладкий сок наполняет рот. Одновременно с этим за соседским забором раздаются странные звуки. Я прислушиваюсь и понимаю: это звуки ударов и всхлипываний. Удар – всхлип. Удар – всхлип. За забором загорелый, похожий на быка сосед бьет своего старика тестя. Но сейчас, с дерева, я его не вижу, а только слышу. Я понимаю, что происходит страшное. Сердце начинает стучать в груди и висках. Сидя на суку и вслушиваясь в звуки насилия, я жадно глотаю сладкую, нежную, добрую, хорошую плоть персика. Сок течет по подбородку. Наконец, раздается отчаянный вскрик старика:

– За что ты меня бьешь?!

И ответ, полный угрюмой ярости:

– Хочу и бью!

За забором все стихает. Зажав в кулаке липкую косточку, бегу в домик к отцу, сбивчиво рассказываю об услышанном.

– Это чужие дела, – спокойно бормочет отец, одеваясь. – Пошли на море.

Темные гарпии ярости…

Они всегда вокруг нас. Глядя на демонстративные казни, проводимые головорезами ИГИЛ, на трупы мирных жителей Донбасса, на жертвы нескончаемых терактов, понимаешь, что от ярости можно спрятаться только на время. Но рано или поздно темные гарпии настигнут тебя даже в самых уютных местах. Каждого из нас может в секунду наполнить эта стихия. Даже когда мы посылаем кого-то к черту или сжимаем в объятиях.

Ярость всегда с нами.

Астрофизики открыли, что наша Вселенная пронизана темной энергией, природа которой неизвестна. И этой энергии во Вселенной большинство. Она не вступает в прямое взаимодействие с материальным миром, но оказывает на него скрытое воздействие. А вдруг наши протуберанцы ярости и есть результаты этого воздействия?

Как-то раз оказался в Швейцарии и был приглашен одной филологической семьей на обед. Хозяйка приготовила что-то вкусное, хозяин откупорил бутылку местного вина. Я захотел выпить воды, а ее на столе не оказалось.

– Воду забыла! – улыбнулась хозяйка дома, раскладывая салат по тарелкам.

– Я принесу, – предложил я, вставая.

Она дала мне широкогорлую бутыль для воды:

– Наполни ее, пожалуйста.

– Чем? – оглянулся я.

– Там на кухне, из-под крана.

– Из-под крана? – удивился я.

– Да, да… – Она занималась салатом.

Я прошел на кухню, подставил бутыль под кран, открыл вентиль холодной воды, стал наполнять бутыль, думая, что, вероятно, здесь, в Швейцарии, питьевая вода в бутылках дороговата, вот и принято экономить, пить из крана. А может, просто филологи-слависты по определению люди странные, вот и позволяют себе странности…

Вернулся с полным сосудом, сел. Хозяин разлил воду по стаканам, отпил из своего. Я взял свой стакан и с недоверием отпил. И сразу все понял. Вода была хорошей. Даже не просто хорошей, а превосходной. Такую воду мы покупаем в магазинах, ее разливают в небольшие бутылки с поэтическими названиями.