Симона Бовуар - Воспоминания благовоспитанной девицы

На следующий год я с удовольствием исполнила более скромную роль — подружки невесты. Тетя Лили вышла замуж. Церемония прошла довольно скромно, но мой наряд выглядел прелестно: на мне было шелковистое, из голубого фуляра платье, локоны были схвачены черной бархатной лентой, а на голове красовалась широкополая шляпа из серой соломки, украшенная маками и васильками. В качестве кавалера ко мне приставили красивого девятнадцатилетнего юношу, который разговаривал со мной, как со взрослой; я нисколько не сомневалась, что он находит меня очаровательной.

Я начала задумываться о том, какой стану в будущем. Кроме серьезных книг и приключенческих романов, которые я брала в читальном зале, я проглатывала тома «Библиотеки моей дочери», скрасившей когда-то отрочество моей матери и занимавшей целую полку в моем шкафу. В Грийере я имела доступ к серии «Загородные вечера» и коллекции «Стелла», которыми зачитывалась Мадлен. Кроме того, мне давали книги Делли, Ги Шангеплёра, «Молитвенный обет Колетты», «Мой дядя и мой кюре» {68} 68 Делли Шантеплёр Ги, «Молитвенный обет Колетты», «Мой дядя и мой кюре» — второразрядные авторы и книги для барышень. Делли — литературный псевдоним Мари Петижан дела Розьер (1875–1974), вместе со своим братом Фредериком писавшей бульварные романы с социальным подтекстом. . Эти благонравные идиллии занимали меня лишь отчасти: героини были глупы, а их воздыхатели — скучны. Но однажды мне попался роман, в котором, как мне показалось, я узнала себя и свою будущую судьбу: «Little Women» Луизы Элкотт {69} 69 Элкотт Луиза Мэй (1832–1888) — американская писательница, автор ряда автобиографических романов, повествующих о жизни девушек и молодых женщин в Новой Англии. . Сестрички Марч были протестантками, их отец служил пастором; в качестве настольной книги мать подарила им не «По стопам Иисуса Христа», как моя мать — мне, a «The Piligrim’s Progress». Небольшие различия лишь сильнее подчеркивали то общее, что нас связывало. Мег и Джо, с волнением читала я, отправились на утренник, надев скромные платья из коричневого поплина, в то время как все остальные дети были разряжены в шелка; им, как и мне, внушали, что культура и нравственность превыше богатства; бедный дом этих девочек, как и наш собственный, отличался от других: в нем было что-то особенное. Я страстно желала походить на Джо, с которой чувствовала внутреннее сходство. Она была умна и много знала; резкая, угловатая, она читала, забравшись на дерево. В ней было больше мальчишеского, больше отваги, чем во мне; нас связывала ненависть к шитью и ведению хозяйства, а также любовь к книгам. Моя героиня писала; в подражание ей я тоже решила тряхнуть стариной и сочинила несколько рассказов. Не знаю, в самом ли деле я мечтала вернуть мою старую дружбу с Жаком или это было безотчетное стремление стереть границу, отделявшую меня от мальчишеского мира, но отношения Джо с ее другом Лори пришлись мне по сердцу. Я не сомневалась, что со временем дети поженятся; вдруг обещания, данные в детстве, все же сбываются в зрелом возрасте? Эта мысль вдохнула в меня надежду. Но что мне понравилось больше всего, это что писательница, как и я, отдавала Джо предпочтение. Я уже говорила, что терпеть не могла, когда взрослые своим снисходительным отношением уравнивали детей между собой. Писатели тоже наделяли своих героев случайными качествами, которые потом бесследно исчезали: все дети, вырастая, становились порядочными людьми; впрочем, друг от друга они отличались только характером, никогда — интеллектом. Получалось, что в интеллектуальном плане возраст делает всех одинаковыми. Джо, напротив, выделялась среди своих сестер: те были добродетельней или красивей — ее же отличала жажда знаний и способность мыслить. Превосходство Джо, столь же очевидное, как у иных взрослых, обещало ей блестящее будущее: она была отмечена. Мне показалось, что я тоже имею право расценивать мою любовь к книгам и школьные успехи как гарант моей будущей значительности. Я стала воспринимать себя как героиню романа. Но развитие сюжета требует препятствий и падений — я их себе придумывала. Однажды мы играли в крокет: Пупетта, Жанна, Мадлен и я. На нас были бежевые холщовые фартуки с красной оборкой и вышитыми вишнями. Кроны лавровых деревьев сверкали на солнце, земля чудесно пахла. Вдруг я замерла: это была первая глава книги, а героиней являлась я сама. Моя героиня только-только вступила в пору отрочества; затем нам предстояло вырасти: моя сестра и кузины будут красивее, стройнее, нежнее меня, они будут нравиться и найдут себе мужей. Я — нет. Но я не буду испытывать от этого горечи, ибо такое распределение будет справедливо; потом что-то произойдет, и я возвышусь сверх всяких ожиданий. Я не знала, как это случится и кто меня оценит, но это обязательно должно было случиться. Я представляла себе, что кто-то окидывает взглядом крокетное поле и четырех девочек в бежевых фартуках; взгляд останавливается на мне, и голос тихо произносит: «Эта не похожа на других». Конечно, было смешно столь торжественно сравнивать себя с сестрой и кузинами, не предъявлявшими никаких претензий на своеобразие. Но в тот момент они воплощали для меня всех остальных девочек. Я утверждала этим, что буду, что уже есть не такая, как все.