Акиф Гасанов - Реквием

В первый же день, как он пошел в школу, родителей вызвали к директору, потому что он подставил ногу ученику, вызванному к доске и тот, распластался, разбив себе нос. И его похождения продолжались весь период его учебы, он был умным, но абсолютно безразличным к правилам и установленным порядкам.

И еще он меня защищал, потому что я был слишком правильным, и он научил меня отвечать, не заморачиваясь на дешевые выяснения причин конфликта. И сам меня не однажды избивал, когда я терял возрастную границу и отвечал в дерзкой форме. И я уяснил, что есть уважение к старшим, но не факт, что он несколько старше по возрасту и может унижать тебя и в таком случае, при малейшем переходе на личности, надо предупреждать о недопустимости унизительного отношения, и, если не понял, отвечать, хоть с кулаками, улица поймет и одобрит. Но ни в коем случае со значительно старшими по возрасту и со стариками, с ними просто смолчать, дослушать и уйти.

И меня избивали мои ровесники, а он стоял и смотрел, и потом объяснял, что не будет вмешиваться в драку ровесников и я сам должен научиться отвечать. И я часами колотил боксерскую грушу, до изнеможения отжимался, а затем выжидал момент, когда тот пацан, привыкший к высокомерному отношению ко мне, что-нибудь пренебрежительно ответит мне и провоцировал его на драку и дрался, и избивал его в кровь, до момента, пока старшие силой не оттащат от изумленного и поверженного противника.

Он был хорошим братом, и он воспитал во мне те качества, которые может и не нужны были в полном объеме, хотя сам часто переступал определенные правила, особенно когда это касалось личной жизни и семьи, потому что любил гулять и любил женщин и они ему отвечали взаимностью, хотя знали, что у него семья и дети.

И однажды, когда мы шли мимо памятника Освобожденной женщине, он вдруг остановил меня и, развернув за плечи, сказал: «Ты понимаешь, что мы живем один раз в этом мире и ничего больше не повторится и не будет этих памятников и, вообще не будет неба, не будет земли, деревьев, цветов, не будет ничего. Понимаешь, ничего!! Так живи же полной жизнью, делай что хочешь, гуляй, пей, люби женщин! Ну почему ты такой правильный! Ты же умрешь, понимаешь, ты умрешь и ничего, ровным счетом ничего не изменится, и вот эти люди будут также гулять по этой улице, но никто тебя не вспомнит, и ты ничего этого не увидишь! Ровным счетом ничего!»

Он был хорошим братом, но я этого не понимал, потому что мне не нравилось как он живет, что вокруг него толпятся десятки прихлебателей и он таскает их по ресторанам и они обжираются, заказывая шашлыки и осетрину, дичь и деликатесы, и выпивая литрами водку, а он сидит во главе стола и ест обычную яичницу с помидорами и наблюдает, как они буквально сметают все, вплоть до салфеток.

Но в отличие от меня, он умел делать деньги и вот однажды он познакомил меня с сингапурцами и мы очень плодотворно поработали три года и материальное положение мое значительно улучшилось, но потом руководитель сингапурцев стал менять предварительные договоренности и это Вагифу не понравилось и он стал требовать вернуться к договоренностям, а я его уговаривал не идти на конфликт, потому что мы были не в том состоянии, чтобы бодаться с компанией с капитализацией в восемнадцать миллиардов, но он меня не послушал, потому что был своенравным и упрямым и эта тяжба с компанией затянулась на годы и мы потеряли все, что имели, и дошло до того, что у меня порой не было денег даже на приобретение самого необходимого и тогда мне становилось нестерпимо стыдно перед Шахлой, потому что, не такую жизнь она заслуживала.

А он переехал на дачу, и никто из его прихлебателей так и не вспомнил о нем, и ему приходилось порой ловить бычков в море, готовить котлеты и этим кормиться.

И он всегда утверждал, что своей смертью не умрет и эти его слова пророчески сбылись, и когда он, остановив на трассе, вышел вместе с соседом из своего джипа купить арбузы и переходил шоссе, выскочивший из-за грузовика «мерседес» насмерть скосил их обоих.

А за ночь до этого я видел во сне как мне отрезали правую руку, и я проснулся в холодном поту и сон тоже оказался пророческим, потому что я давно не видел брата и не чувствовал его присутствие и порой был очень несправедлив, позволяя себе резко говорить с ним, а в ночь после его смерти он пришел ко мне, молодой, подтянутый и сказал, что он был прав в отношении сингапурцев и я согласился с ним, хотя не был уверен, что он был прав, но разве можно было спорить в такой ситуации?