Гаджимурад Гасанов: Зайнаб

Когда со старожилами высокогорного табасаранского селения заводишь разговор о Зайнаб, одни уклончиво прячут глаза. У других оживляют лица, в глазах появляются недобрые огоньки. А самый старший аксакал, умудренный жизненным опытом, угасающими глазами скорбяще взглянет на тебя, вынет из кармана кисет с махоркой, аккуратно разрезанными лоскутками газетной бумаги, мягкими движениями большого и указательного пальца насыплет щепотку махорки. По одному краю бумажки пройдет кончиком языка, закрутит ее в козью ножку и закурит. После двух, трех затяжек тихим, казнящимся голосом начнет рассказывать волнующую историю деревенской девушки.

— В горах Дагестана, в прикаспийских степях, — во всем свете не было девушки краше Зайнаб! — он на мгновение задумался и с горечью добавил, — не было на свете девушки несчастней Зайнаб! Только тогда, когда она покинула этот мир, у многих сельчан с глаз спала пелена, затмившая их разум. Они поняли, какого исключительного человека, какое неземное создание потеряли.

Зайнаб от рождения природой была наделена такими редчайшими способностями, она так тонко чувствовала окружающий мир, порою ей казалось, что она способна его видеть из глубин небес как через увеличительное стекло. Она с того дня, как себя помнит, могла замечать то, чего природой были лишены другие. Она еще с детства читала душу человека, могла различать, что хорошо, что плохо, краски Света от красок Тьмы. Она каждый день с нетерпением ждала рассвета, восхода солнца. Ее завораживал вечерний закат. Она следила за лунным циклом, ее восхищал молодой месяц первого дня, тревожилась перед наступлением полнолуния. Она следила за ночным циклом звезд, созвездий, их восходом, заходом. Она прислушивалась к журчанию реки в глубоком ущелье, вою ветра, подрожала голосам птиц, животных. Ее увлекало то, мимо которого равнодушно проходили ее сверстницы, к чему они были подчеркнуто холодны. Она чувствовала, что она особенная, стеснялась своей непохожести на остальных. Когда девочки, не понимая ее, за ее спиной начинали многозначительно шушукаться, у нее на глаза наворачивались слезы. Она с обидой отдалялась от них, уединялась с одиноким ясенем, растущим у речки. Она пряталась под его густым зеленым одеянием и безутешно плакала. Она догадывалась, что она родилась с исключительными способностями, глубоко понимающей природу мира, природу вещей, суть человеческого бытия.

Отец за семейными проблемами не смог уделить должного внимания воспитанию дочери. Он не успел оглядеться, как она выросла, стала невестой. Только тогда, когда сельские парни стали за ней ухаживать, а родители в его присутствии хвалить своих сыновей, он понял, скоро его ненаглядная пташка вылетит из родительского гнезда. И он останется один.

Любила ли Зайнаб кого- либо из сельских ребят? Да, любила Муслима, сына тетушки Сельминаз. Она любила его неземной любовью. Муслим — первый красавец и джигит в селении. По своим моральным, этическим качествам, физическим способностям, ловкости и смелости в этом округе не было ему равных джигитов.

Зайнаб любила так, что, казалось, под воздействием ее любви на небе звезды загорали и гасли ярче; ветер в горах свистел мелодичнее; Рубас-чай под селом журчал веселее; цветы на лугу распускали свои бутоны по-особому.

Взрослых сельчан она покоряла своим воспитанием и почтением к старшим, девчонок и ребят пленяла своей искренностью, беспредельной преданностью.

В горах Табасарана знатоки девичьей красоты любили повторять, что на свете нет девушки краше Зайнаб, на свете нет девушки милее Зайнаб! В те годы в Табасаране о чувствах, любви не принято было открыто говорить. Эту сердечную тайну влюбленные хранили за семью печатями. В Зайнаб тайно были влюблены все джигиты округа. Не всякий джигит решался открывать ей свою тайну, тем более, прилюдно воспевать ее красоту. Такую вольность себе могли позволить только известные ашуги и сочинители песен. Муслим впервые песню, посвященную Зайнаб и воспевающую ее красоту, услышал из уст молодого ашуга в соседнем селении, на празднике «Эвелцан».

Когда молодой ашуг в сопровождении струнного инструмента тар спел песню о Зайнаб, все кругом замерло. Молодые люди приглушили дыхание, горы ниже склонили свои седые головы, белогривые облака задумчиво приостановились на склоне неба, ветер стих, речка перестала журчать. Под эмоциональным воздействием этой песни многие девушки не сдерживали слез, у джигитов окаменели лица. Эта песня в сердце Муслима окликнулась так, что у него от произведенного шока глаза наполнились слезами, дыхание приостановилось. Это была его песня. Ему показалось, что красоту Зайнаб воспевает не молодой ашуг, а он сам. Музыка и слова этой песни зародились в его сердце давно, когда он в первом классе вместе с Зайнаб сел за одной партой. Он сокрушался, где же из его уст молодой ашуг мог услышать эту песню? Он, кроме ясеня, одиноко растущего на берегу реки, свой секрет никому не открывал!