Эли Макнамара - Маленький цветочный магазин у моря

— Ты продолжай, — торопливо говорю я. — Просто я хотела убедиться, что ты… ну, понимаешь.

Джейк переводит взгляд на меня.

— Что я?

Я поддеваю ногой прелый лист.

— Что ты в порядке… после этого.

И снова смотрю на коробку.

— Я-то да, а ты?

— Я в полнейшем порядке. А почему нет?

Джейк пожимает плечами.

— Со смертью всегда тяжело сталкиваться, не важно, человек умирает или животное. Все равно думаешь о ком-то, кто был дорог, а теперь ушел навсегда.

Я молчу. Отчаянно хочется сказать, что я понимаю его чувства. Понимаю, какова эта боль. Но не могу. Слишком глубоко погребена моя способность говорить об этом.

Я чувствую, как Джейк смотрит на меня. Как ждет ответа. И все-таки молчу.

— Так как насчет новой обузы, которую на тебя взваливают? — как ни в чем не бывало спрашивает Джейк и снова берется за лопату. Решил, наверное, что я бесчувственная сука. — Мы-то знаем, что ты не любишь ответственности.

— Какой еще ответственности? — спрашиваю я в надежде, что он это несерьезно. А вообще хорошо, что мы сменили тему.

— Сначала цветочный магазин, теперь собака…

— Бэзил? — Пес, встрепенувшись, поднимает голову, и я перехожу на шепот. — Бэзил? Я не говорила, что возьму его.

— Но все равно же возьмешь. — Джейк выбрасывает очередной ком земли из ямы.

— С чего ты взял?

Джейк втыкает лопату в землю и тыльной стороной ладони стирает капли пота со лба.

— С того, — говорит он, поворачиваясь ко мне, — что под этой крутой черной броней, которую ты таскаешь для защиты, бьется очень пылкое и очень горячее сердце. Прекрасное, доброе и отзывчивое. Такое же, какое было у Розы.

Пока я хлопаю глазами, снова ошеломленная его красноречием, Джейк берет коробку и кладет ее в яму.

— Жизнь — хреновая штука, — говорит он. — Одни умеют забивать на это, а другие, увы, нет.

Я почти готова согласиться, но все-таки молчу. Как бы ни было мне с Джейком хорошо, все-таки он не знает всей правды…

Не обращая внимания на мое замешательство, Джейк продолжает:

— Но в какую трясину бы тебя ни забросило, все равно в конце концов осознаешь, что жизнь продолжается. Иначе… — Он кивает на яму. — Выбор-то какой?

А бывает, что и не продолжается, думаю я. Иногда лучше замкнуть себя в том времени, когда ты был счастлив. До того, как началась неизбывная печаль.

— Ты когда-нибудь думал… — Я смотрю на могилку.

Джейк мотает головой.

— Нет. У меня же были дети, и они нуждались во мне еще больше, чем прежде. Одно это могло удержать. — Он улыбается мне. — Ты тоже нужна людям, Поппи. Даже если сама не сознаешь этого. Надо двигаться дальше.

Я уже готова спросить Джейка, кому я нужна и не относится ли он к таким людям, но тут влажный нос тычется в мою руку.

— Бэзил!

Я сажусь на корточки и обнимаю его неуклюжую тушку.

— И ему ты нужна, — тихо произносит Джейк.

Я глажу Бэзила по голове, но он встает и бредет к яме.

— Думаешь, он знает? — спрашиваю я.

Джейк пожимает плечами:

— Может, собаки не настолько чувствительные?

Я перегибаюсь через Бэзила и срываю маргаритку, растущую в траве.

— Вот. — Я протягиваю псу цветок. — Мы положим это к твоему сынишке.

Я бросаю маргаритку на маленькую деревянную коробку, а потом мы с Бэзилом сидим и смотрим, как Джейк забрасывает яму землей.

А прежде чем вернуться в дом к остальным малышам, несколько мгновений стоим неподвижно, думая о тех, кого нам довелось потерять.

Джейк прав.

Тем же вечером я забираю Бэзила домой — к неописуемому восторгу Эмбер. Они тотчас подружились, иногда даже по полу вместе катаются, когда у Бэзила случаются приливы бодрости — увы, очень редкие, он же старенький. Он каждый день ходит с нами в магазин и блаженствует там под конторкой в новой корзинке, которую мы для него купили.

Наши с Бэзилом отношения более серьезные, чем с Эмбер. Мы прекрасно ладим, прощая друг другу всякие мелочи: он пропускает мимо ушей мои причитания из-за его шерсти, а я забиваю на его храп.

И кое-что общее у нас есть: любовь к сыру. Я обнаружила это, когда упоенно готовила бутерброд: смотрю — а Бэзил пристроился рядышком и слюни пускает.

Только я предпочитаю добрый старый чеддер, а Бэзилу подавай голубые сорта, желательно стилтон. Знаю, что его нельзя перекармливать, но от одного-двух кусочков вреда не будет.

Словом, хоть я никогда в этом никому не признаюсь, я по-настоящему привязываюсь к нему. Бэзил — хороший товарищ, а наши с ним прогулки вдоль пляжа к утесам существенно скрашивают мое пребывание в Сент-Феликсе.