«Земли захотел? На, жри ее!»
Ион Хуцуля не мог бы сказать, долго ли простоял он под окном, не отрывая глаз от грязного стекла, не мог бы он ответить, когда спустился вниз с завалинки и подошел к-двери. Очнувшись, почувствовал только, что щеки у него горят, точно ему надавали пощечин. Поднял руку, чтобы постучать в дверь, рука бессильно упала, как перебитая.
— О господи! Что со мной? Я потерял голову? Мне мерещится? Этого не может быть. Разве это возможно? Мой брат — с Котуном, здесь?!
Ион слышал от людей, что Георге Котун, отбыв срок наказания, возвратился весной из тюрьмы, что у него было припрятано наворованное у барина золото, с помощью которого он начал теперь обделывать разные нечистые делишки. Слышал Ион и о том, что брат его, Михай, стал пьянствовать, но не хотел этому верить. А теперь Михай пил в этом доме с человеком, который всадил пулю в грудь его брату, и Ион прямо не верил своим глазам.
Ион начал бешено колотить кулаком в дверь. Раз, другой… Что-то шлепнулось на землю: кусок штукатурки отделился от стены у притолоки двери и упал у порога.
Музыка вдруг оборвалась, словно музыкант захлебнулся. Поднялась суматоха и шум: низкие мужские голоса (среди которых он узнал резкий, повелительный голос брата) перемешались с шушуканьем женщин, напоминавшим шипение гусей; послышалось звяканье посуды, грохот передвигаемой мебели, шорох шагов, а потом, словно откуда-то издалека, до боли знакомый голос:
— Ну-ка поди посмотри, что за скотина там ломится. И отдохнуть не дадут…
Ион услышал, как кто-то, тяжело ступая, приближается к двери.
— Кто там еще? Чего надо?
Голос больно хлестнул его. У Иона вдруг пересохло в горле. Проглотив подкатившийся к горлу комок, он приказал себе отбросить все мысли и воспоминания. Выкинуть из головы все! Превратиться в каменную стену, как он это делал на фронте, чтобы избавиться от гнетущего чувства, какое бывает перед атакой.
— Я, Ион Хуцуля. Открывай!..
— Ааа, тты, который, ккак говорится! — проговорил человек из-за двери заплетающимся языком. Стукнула щеколда. — Ппожалуйста… ппожалуйста… ввот ссюда… у нас ттемновато… ммы ттут изредка, ччесс… слово… один стаканчик… ппожалуйста… товарищ ссчетовод, твой брат… Ввот я и говорю…
Открылась вторая дверь, и в лицо Иону ударила волна тусклого света, спертого горячего воздуха, насыщенного табачным дымом, запахом соленых огурцов, чеснока, пряными испарениями цуйки и разгоряченных человеческих тел. Ион Хуцуля быстро-быстро заморгал, точно его ослепило, решительно шагнул в комнату и прямо направился в угол, где сидел Георге Котун. Бывший управляющий, увидев Иона, побледнел. Он махнул рукой, точно прогоняя призрак, и попытался встать, но тут же бессильно упал обратно на стул и, кряхтя, подобрал под себя ноги, да так и остался сидеть скорчившись: он был мертвецки пьян.
— Как видишь, нам суждено было встретиться, господин Котун… Что? Ты доволен?
Широко раскрыв глаза, точно ожидая удара, бывший управляющий смотрел снизу вверх на Иона, наморщив лоб, и на его восковом лице, опухшем от запоя и бессонных ночей, с заострившейся нижней челюстью и плотно сжатыми бескровными губами, словно приклеенными к зубам, отразился смертельный ужас.
У Иона вырвался жест отвращения. Словно боясь потерять самообладание и раздавить эту мразь, он круто повернулся и отошел от Котуна. Продавец кооператива, который чуть протрезвился и застыл у двери, ожидая драки, шагнул вперед, пошатываясь и придерживаясь за стену. Что-то невнятно бормоча, он плюхнулся на стул в глубине комнаты. На кровати, прямо перед Ионом, полулежала с нахальным, вызывающим видом красивая, хорошо сложенная женщина, розовощекая, с красными полными губами, чуть оттененными золотистым пушком, с большими зелеными глазами, дерзко смотревшими из-под густых длинных ресниц. Это была вдова покойного Якоба Гэйнуцэ. Говорили, что во время войны она танцевала голая на станции в немецких поездах. На другом конце кровати Ион, к своему удивлению, увидел совсем молодую женщину, почти ребенка, с лицом и руками, белыми как лепестки ромашки, которая смотрела на него с равнодушным видом: по-видимому, она приняла его за нового собутыльника, — и только. Около этой девицы сидел его брат. При появлении Иона Михай изменился в лице, побледнел, щеки его как-то сразу ввалились. В замешательстве он уперся кулаками в стол и замер, подавшись вперед, втянув голову в плечи, словно силясь прийти в себя или поймать все время ускользающую нить какой-то мысли.
Читать дальше