Михаил Садовяну - Новелла современной Румынии

Но вчера вечером все получилось по-другому. Ему пришлось задержаться. Когда он спохватился и направился в Бэйень, было уже почти совсем темно. Едва он вышел из Лунки, как опустился густой, как молоко, туман. Он чувствовал его на лице, на руках; туман забирался ему в нос, в рот. Опасаясь заблудиться, он сперва хотел вернуться и остаться в Лунке, тем более что кое-кто приглашал его переночевать. Но тут же Матаке прогнал эту мысль. Ведь до Бэйень рукой подать. И дорога прямая. Как здесь заблудиться? Он уверенно двинулся вперед и действительно не заблудился. Увидев первые дома Бэйень, Матаке вздохнул с облегчением, вспомнил наставления Стратулата и начал искать указанный ему дом. Бэйень он знал довольно хорошо. Повернул направо, затем налево, пошел вперед и вдруг увидал, что снова очутился в поле. Попытался вернуться туда, откуда пришел, но это ему не удалось; потоптавшись на месте, он двинулся направо, возвратился назад, и наконец остановился. Кругом был туман, густой белый туман, как будто гора белого войлока опрокинулась на него и он никак не мог из-под нее выбраться. Удивленно усмехаясь, он остановился перевести дух и собраться с мыслями, надеясь быстро найти правильный путь. Вдруг все вокруг словно изменилось; перед его взором вновь возникли события того ноябрьского вечера, после которого прошло уже около двадцати лет.

Сборщик налогов Стоян был пьян и передал Пантелимону вожжи, повозка подпрыгивала на булыжниках. И был такой же густой и белый туман, словно гора войлока опрокинулась на них.

«Пусть поищут меня… если смогут… пусть поищут меня утром…» — бормотал Стоян, бессмысленно смеясь и рыгая.

Пантелимон пожалел, что сел на повозку сборщика налогов. Он только что был в Бэйень, его встревожило возбуждение, царившее в деревне. Люди были озлоблены против сборщика, который удержал больше половины пенсий вдов и сирот войны. В списках налогоплательщиков оказалась путаница. Не все взысканные налоги были записаны. Пантелимон поспешил засветло уйти из села. Но не успел он пройти и нескольких сот метров, как его нагнала повозка Стояна. Сборщик налогов едва держался на сидении. Он наклонялся то направо, то налево, смеялся и бормотал: «Ищите меня… мать вашу… Ищите меня…»

Пантелимон пожалел, что сел в повозку. Он стал погонять лошадь, но та еле перебирала ногами. Он почувствовал, что им овладевает страх, по всему телу забегали мурашки. Он мучительно старался найти хоть какой-нибудь предлог, чтобы спрыгнуть с телеги, свернуть на боковую тропку и убраться подальше от Стояна.

Тут появились люди и схватили коня за уздечку. Казалось, они возникли из тумана или их породила мгла. Пантелимон спрыгнул с повозки и побежал по полю. Стоян пошарил в сене, схватил топор и встал ногами на сиденье. Что произошло дальше, Пантелимон не помнит. Знает только, что он ожидал услышать крики, удары, но ничего не услышал. Только на другой день, придя вместе с жандармом на это место, он увидел Стояна, лежавшего посреди грязной дороги, в черной липкой луже, с искаженным лицом; казалось, труп беззвучно кричал. На груди его лежала сумка, кожаная сумка. Боже мой! И как это ему до сих пор не приходило в голову! Сумка была точно такая же, как и у него. Как эта. Тогда в сумке не нашли ни одного лея. Неизвестно, что дало расследование, но люди утверждали, что сборщик налогов, замахнувшись на кого-то топором, упал на землю и умер на месте, а деньги украли сами жандармы; но почему же они не взяли и сумку? Ведь из-за этой сумки на него напали. И… страшно подумать! Стоян носил ее так же, как и он, под пиджаком.

Пантелимон гнал от себя эти страшные воспоминания, но ему мешал туман: перед глазами явственно вставали давно прошедшие события. В ужасе он бросился бежать по полю, и ему казалось, что он вот-вот услышит крики, которые ждет уже двадцать лет.

Сколько времени он бежал, Пантелимон не мог бы сказать. Он задыхался и уже чувствовал, что силы его покидают, как вдруг заметил, что бежит по улице. Все-таки он продолжал бежать и остановился лишь, когда разглядел сквозь туман слабый огонек. Страх стал рассеиваться и сменился радостью. Наконец-то он добрался! Все выглядело так, как описывал ему секретарь парторганизации: плетень, высокие ворота, красивый дом! Пантелимон обрадовался, во-первых, потому, что добрался до жилья, а во-вторых, потому, что еще раз убедился в правильности своих расчетов.

Он постучал в ворота и стал ждать, пока кто-нибудь выйдет и уймет собаку.