Михаил Садовяну - Новелла современной Румынии

Затем они с матерью пошли к правлению колсельхоза, которое находилось в прежней усадьбе графа Кэрпиниша, на краю села, в роще у Муреша. Уже стемнело, когда они добрались туда. Люди кучками стояли на просторном дворе; народу, казалось, было немного, и Ион подумал, что так даже лучше. Войдя во двор, Ион обрадовался, что его заметили и ответили ему на поклон только несколько человек, стоявших поближе к воротам, да и те, пробормотав: «Добрый вечер», — продолжали курить и разговаривать, не обращая на него внимания. Ион счел неожиданным счастьем их равнодушие, стерпеть которое было легче, чем снисхождение и жалость. Вслед за матерью он вошел в зал заседаний, бывшую графскую гостиную с высокими окнами и большими, красиво отделанными золотом арками. Горели все три большие, спускавшиеся с потолка лампы, но света они давали мало, и с трудом можно было различить тех, кто сидел по углам: они казались какой-то расплывчатой массой. Только по звонкому смеху девушек можно было догадаться, что там дурачится молодежь. Ион с Сусаной сели на лавку почти посреди зала. Сидевшие по сторонам мужчины и женщины беседовали вполголоса, а немного впереди, в более многолюдной группе один что-то рассказывал, а остальные слушали, порой разражаясь смехом.

— Здорово, Ион! — крикнул человек лет пятидесяти.

— Здорово, дядюшка Захария, — ответил Ион, узнав его по густым, совсем закрывавшим рот усам.

— Стало быть, ты вернулся домой. Ну, хорошо сделал, а то бедная твоя мать все одна: ей трудно приходилось. Что и говорить, имела-то она все, что ей надо, да только ведь была одна.

«Что он болтает! — подумал Ион. — Как будто я для удовольствия жил где-нибудь на курорте, как барин, а теперь соизволил вернуться домой».

Вдруг со двора донесся голос Константина:

— Товарищи, пожалуйте на собрание.

Раздался громкий говор, в зал толпой хлынули люди, спеша занять места на лавках. Народу было много; все шумели, толкались, смеясь и шутя, наступали друг другу на ноги и не обижались. Это помогло Иону на несколько минут отвлечься от своих мыслей и смотреть только на давку. Наконец вошел Константин Кирилэ, в сопровождении еще четырех человек, и все они сели за длинный стол в конце зала, Константин — посередине, остальные — справа и слева от него. Ближе всех к Константину уселся Джену Пэдурян с кипой бумаг в руках. За столом сидел и Гьюри Ковач, родственник Альберта, и Иону Кирилэ пришло в голову, что хорошо бы уйти с собрания, — ведь как только этот Гьюри Ковач его увидит, то встанет и, указывая на него пальцем, начнет поносить. Но он не мог уйти, потому что весь зал, до самой двери, был набит людьми, смотревшими на стол. Гьюри Ковач взглянул раза два в сторону Иона и как будто не рассердился, но и радости не обнаружил, вероятно, не заметил его, вероятно, не знает, что Ион находится здесь, что он подал заявление о приеме.

Константин Кирилэ поднялся, и в зале стало тихо. Иону показался очень странным и неуместным торжественный, совсем непохожий на обычный, вид двоюродного брата. «Ведь его здесь все знают, чего же он держится так, словно аршин проглотил?»

— Товарищи, у нас на повестке дня два вопроса. Первый: заявление товарища Иона Кирилэ о приеме его в колсельхоз. Второй: план уборки колосовых. Есть замечания к порядку дня?

К порядку дня ни у кого замечаний не было. Тогда Константин сказал:

— Товарищ Ион Кирилэ, которого мы все знаем, вернулся на днях домой. Он подал заявление о приеме его в колсельхоз…

«Почему он не говорит, откуда я вернулся? — спросил себя Ион Кирилэ, вздрогнув от пронизавшего все его тело ледяного озноба. — Может, он об этом молчит, чтоб никто ничего не сказал. Хочет защитить меня».

— Земля товарища Иона Кирилэ вся в колсельхозе еще с тех пор, как вступила его мать, товарищ Сусана Кирилэ. Земли — три гектара и двадцать три ара. Была сдана корова, пять овец, повозка с ярмом, железный плуг, железная борона. Мы, правление, считаем, что товарищ Ион Кирилэ имеет право войти в колсельхоз. Кто хочет высказаться по этому вопросу?

— Я! — заговорил, встав со своего места, Захария. — Я так считаю: надо его принять, он из нашего села и работник хороший. И пусть он пойдет в бригаду Яноша Сабо, там и я работаю, там все — люди трудолюбивые.

— Расхвастался! — крикнул кто-то.

— А зачем его принимать? Отдать ему обратно землю и пусть занимается своими делами, — крикнул из глубины зала кто-то другой, и Ион Кирилэ узнал Пети Ковача. Он спросил себя: «Отчего он не хочет, чтобы меня приняли?» — хотя прекрасно знал, отчего. Но ему было любопытно: возможно, у Пети есть и другие, еще более веские причины. Иона почти не трогало, что он не будет принят: ведь он заранее знал, что все произойдет именно так. Теперь и не было особой необходимости в том, чтобы его приняли, — что в этом толку? Люди ничего не забыли, поэтому-то они так усердно притворяются. Как будто им когда-нибудь удастся его обмануть! Они лишь постоянно напоминают ему о том, чего он не может забыть.