Михаил Садовяну - Новелла современной Румынии

В 1945 году в Кэрпинише было спокойно. Все вернулись к своим занятиям, пахали и сеяли, по воскресеньям ходили в церковь, потом выпить в корчме и поплясать. Но плясали и пили врозь — венгры в одном месте, румыны в другом. Встречались они только на собраниях, на которых решали, как разделить земли графа Кэрпинишан де Корошпатак. Рукопашной больше не затевали и при встрече не обходили друг друга издали, но глядели угрюмо и не находили и даже не искали поводов для сближения. Они не могли забыть пролитую кровь, однако не имели охоты проливать ее снова.

Однажды вечером сын убитого на берегу Муреша, Ион Кирилэ, парень двадцати одного года, подошел к Марике, младшей дочери Альберта Ковача, того самого, которому разорвали ноздри, — и позвал ее прогуляться.

Стояла весна, цвела черемуха, в садах слышался свист дроздов; девушке было семнадцать лет.

Марика не задумываясь пошла рядом с парнем. Она часто видела, как он проходит по улице, и запомнила его горделивую осанку. Держась за руки и почти не разговаривая, вышли они из села, направляясь к ореховой роще у подножья холма. Они гуляли час или два, потом вернулись, все так же молча и торжественно, словно думая только о том, как быстро пролетели эти минуты. Ион насупился; его волосы были взъерошены. Марика, смотревшая на его освещенный луной профиль, подумала: «А он — парень ничего. Ему очень идут растрепанные волосы», — и тихонько засмеялась. Услыша этот смех, парень внезапно обнял ее и поцеловал в губы. Девушке стало больно от этого бешеного поцелуя, и она оттолкнула парня, шепнув: «Сумасшедший, еще кто увидит нас».

— Не увидит, — тяжело дыша, пробормотал он, потом взял ее за руку, повел в укромное место, и там, сидя на траве, они вдоволь нацеловались.

Им казалось, что их тайная любовь будет вечной. Они гордились, что открыли такую бескрайнюю радость, и не могли ею насытиться, позабыв обо всех на свете, ни о чем не помышляя.

В сентябре они поняли, что не смогут долго скрывать свою любовь. Однажды вечером девушка призналась парню, и в ее шепоте слышались и страх и радость. Ион сдвинул шляпу на затылок и, вскочив на ноги, самоуверенно закричал:

— Я иду говорить с твоим отцом.

— Нет! — испуганно вскрикнула девушка. — Только не с отцом! Поговори с матушкой.

— Как же мне говорить с твоей матушкой? Она — женщина.

— Нет, нет! Не надо с отцом! Он рассердится и не отдаст меня.

— Отдаст!

Ион Кирилэ застал Альберта Ковача за столом. Тот сидел один и ел копченое свиное сало с луком. Лицо его было изуродовано ударами ножа, разрубленный надвое нос прилип между щеками как блин, густые седые волосы прикрывали висок, но все-таки было заметно, что уха нет. Зубы у Альберта все выпали, и он, точно дряхлый старик, с трудом жевал деснами.

Он удивленно посмотрел на парня и, не ответив на приветствие, грубо спросил:

— Тебе чего?

— У меня к вам разговор.

— Какой у нас с тобой может быть разговор?

— Ну, это так просто не скажешь…

— Говори, мне недосуг…

Ковач продолжал жевать, не предложив, вопреки обычаю, парню тоже сесть за стол. Он подумал: «Похож, дьявол, на своего отца», — и почувствовал, как по его телу пробежала горячая обессиливающая волна.

Ион стоял с шляпой в руках у двери и молчал, от волнения глотая слюну.

— Говори же!

Парень вздрогнул и сказал быстро и отчетливо:

— Отдайте за меня дочь.

— Какую дочь?

— Марику.

Альберт оторопело глянул на него. Казалось, он не понимает. Измерил Иона взглядом с головы до ног.

— Не отдам! — вполголоса, угрожающе произнес он. — Ступай себе подобру-поздорову и не мешай мне есть.

— Надо отдать. Марике я нравлюсь.

— Почем ты знаешь?

— Знаю! — Парень шагнул к столу. Он улыбался гордо, чуть бесстыдно. Очевидно, Альберт понял: он весь побелел и вскочил с криком:

— Почем ты знаешь?

— Нам нужно скорее пожениться, покамест живот у нее не слишком вырос.

— А?!

— Вот так!

Альберт бросился на Иона и неожиданно ударил его кулаком в ухо. Парень покачнулся, поднял руку, чтобы защититься, но было уже поздно, второй удар пришелся ему в переносицу. Он насилу открыл дверь и побежал не разбирая дороги, а вслед за ним тяжело топотал Альберт.

Марика и ее мать, помертвевшие от страха, выглядывали из сеней.

Альберт. Ковач увидел их, остановился и спросил девушку:

— Понесла?

— Понесла, — трепеща, ответила она.

— Вот как? — обезумев, заорал он, схватил ее за руку, поволок в комнату и бил, пока сам не изнемог. Пинал сапогами в живот, молотил кулаками по голове и до хрипоты кричал: