Опасенія сія были весьма естественны; во настоящей причины къ онымъ не существовало. Политика и война не долженствовали уже болѣе ощущать на себѣ могущественное вліяніе Наполеона Бонапарте. Обманутыя надежды усилили жестокій его недугъ, возникшій въ желудкѣ, и болѣзнь скрытно разстроила весь жизненный составъ его. Смерть долженствовала скоро положишь конецъ мелочнымъ распрямъ, столь же тягостнымъ для того, кто заводилъ оныя, какъ и для того, кто принужденъ былъ ихъ выдерживать, открывъ врата темницы, для коихъ самая Надежда не могла уже доставить другаго ключа. Признаки разстройства пищеварительныхъ органовъ начинали становишься болѣе и болѣе очевидными, а упрямство Наполеона принимать лекарства -- какъ будто бы онъ предчувствовалъ, что всѣ врачебныя пособія безполезны -- по прежнему продолжалось. При одномъ изъ многочисленныхъ по сему предмету споровъ, онъ сказалъ врачу своему Литомархи:-- "Докторъ! безъ лекарствъ; я ужъ вамъ разъ сказалъ, что мы одушевленная машина; мы для сего созданы: это наша природа. Не препятствуйте жизненной силѣ; пусть она сама защищается; это будетъ лучше вашихъ лекарствъ. Тѣло наше часы, которые идутъ извѣстное время; часовщикъ не долженъ открывать ихъ и поправляетъ ихъ не иначе, какъ ощупью съ закрытыми глазами. Если онъ вздумаетъ насильственно понуждать ихъ къ ходу своими кривыми инструментами, то онъ еще больше имъ повредитъ и наконецъ совсѣмъ ихъ испортитъ." Это было 14 Декабря 1820 года.
По мѣрѣ, какъ здоровье бывшаго Императора разстроивалось, не удивительно, что и духъ его болѣе и болѣе упадяли. За недостаткомъ другихъ способовъ къ забавамъ, онъ занялся устроеніемъ въ Лонгвудѣ пруда, въ который приказалъ напустить мелкой рыбы. Мѣдяный составъ, употребленный при обдѣлкѣ береговъ пруда сего, испортилъ воду, и бѣдныя рыбки, забавлявшія Наполеона, начали одна послѣ другой хворать и издыхать. Онъ былъ очень этимъ огорченъ, и въ словахъ, напоминающихъ прекрасные стихи Томаса Мура, выразилъ чувства свои о бѣдствіи, повидимому надъ нимъ тяготѣющемъ: "Все, что я люблю, все, къ чему я присланъ," воскликнулъ онъ: "тотчасъ поражается судьбою: небо и люди противъ меня соединились!" Въ другое время онъ жаловался на упадокъ своей силы. "Постель," говорилъ онъ, "сдѣлалась для меня мѣстомъ наслажденія; я не промѣняю ее на всѣ троны въ мірѣ. Какъ я перемѣнился! Послѣ моей прежней, необычайной дѣятельности, я теперь долженъ дѣлать усиліе для того, чтобы открыть глаза." Онъ вспомнилъ, что онъ иногда диктовалъ вдругъ четыремъ или пяти секретарямъ. "Но тогда," сказалъ онъ: "я былъ Наполеонъ; а теперь я ничто: силы мои, способности моя меня оставляютъ; я ужъ не живу, а прозябаю." Часто онъ молчалъ по нѣскольку часовъ, сильно повидимому страдая и погружаясь въ глубокую задумчивость.
Около 22 Января 1821 года, Наполеонъ, казалось, воспріялъ нѣкоторую силу и рѣшился помочь себѣ въ болѣзни движеніемъ. Онъ сѣлъ на лошадь и въ послѣдній разъ объѣхалъ предѣлы Лонгвуда, сдѣлавъ не менѣе пяти или шести миль; но это усиліе совершенно его истощило. Онъ жаловался, что силы быстро его оставляютъ.
Губернаторъ послалъ уже въ Англію донесеніе объ упадкѣ Наполеонова здоровья, не въ состояніи однако жъ будучи удостовѣришься, точно ли такъ сильна болѣзнь, или Бонапарте только притворяется. Больной не хотѣлъ до пустишь къ себѣ никакого Англійскаго врача или лекаря, и не дозволялъ Доктору Антомархи имѣть сообщеніе съ Сиромъ Гудзономъ Лоу. Слѣдовательно Губернаторъ говорилъ о болѣзни Наполеона только какъ о слухѣ, въ которомъ ему не возможно было удостовѣриться. Великодушный мужъ, правящій Великобританіею, не могъ не принять живѣйшаго участія въ судьбѣ плѣнника, и поспѣшилъ всѣми, зависѣвшими отъ него средствами, а въ особенности изъявленіемъ своего сожалѣнія, сообщишь Наполеону всѣ надежды и утѣшенія, которыя онъ могъ принять, оставаясь въ своемъ заключеніи. Вотъ депеша объ этомъ любопытномъ предметѣ, писанная Лордомъ Батёрстомъ къ Сиру Гудзону Лоу отъ 16 Февраля 1821 года:
"Знаю, сколь трудно вамъ вступать въ какое либо съ Генераломъ сообщеніе, не подавъ повода къ непріятностямъ; если жъ однако онъ точно боленъ, то ему конечно утѣшительно будетъ узнать, что извѣстія о разстройствѣ его здоровья не были приняты съ равнодушіемъ. И потому вы сообщите Генералу Бонапарте, что Его Величество, принимая живѣйшее участіе въ его болѣзни, желаетъ оказать ему все пособія, могущія быть допущенными при его положеніи. Вы увѣрите Генерала Бонапарте, что и нѣтъ врачебныхъ пособій и другихъ средствъ, совмѣстныхъ съ заключеніемъ его на острова Св. Елены (ибо Его Величество не можетъ дать ему никакой надежды къ освобожденію), которыя Его Величество не былъ бы готовъ и радъ ему доставить. Вы не только повторите ему неоднократно уже дѣланное предложеніе предоставить къ его услугамъ всѣ врачебныя пособія, имѣющіяся на островѣ Св. Елены, но предложите ему потребовать къ себѣ кого ему угодно изъ врачей, находящихся на Мысѣ Доброй Надежды, гдѣ есть, покрайней мѣрѣ одинъ, весьма искусный въ своемъ дѣлѣ; и въ случаѣ, если Генералъ изъявитъ на то свое согласіе, вамъ дается право написать на Мысъ и принять всѣ зависящія мѣры для немедленной присылки къ вамъ избраннаго Генераломъ врача."
Читать дальше