Олег Слободчиков - Сын леса

— Алик! — пискнул чей-то голосок в толпе. Он бы и внимания на него не обратил. Кто-то толкнул его в бок.

— Тебя что ли зовут?

— Кто? — удивленно оглядел толпу Алик и у самого прилавка увидел знакомое лицо. Он не сразу узнал в подкрашенной горожанке в учительских очках Фаю.

Кинулся в толпу, радостно сжимая в кармане деньги.

— Бог мне тебя послал! — протолкнулся к ней. — Хоть бы пару флаконов купить!

— Не хочешь постоять в очереди вместо меня? — Фая затравленно вздохнула, устало улыбнулась, поблескивая холодными лучиками учительских очков.

— Еще бы, не хотеть? — весело втиснулся Алик. — Жабры горят… Ты только никуда не отходи, я на двоих возьму.

— Да мне и нужно-то одну бутылку водки! — виновато оглянулась она.

— Зато мне — много!

Давали по одной бутылке водки в руки, а вина — по три, да еще больших восьмисотграммовых бутылки. Алик взял на двоих и выбрался из толпы, прижимая бутылки к груди как охапку поленьев.

— Ну, живем!.. Не нужны мне твои деньги — так забирай… В турчатнике с меня бы больше взяли, да еще мотор… Я сегодня богатый! — И только тут Алик заметил, что в руках у Фаи тяжелая хозяйственная сумка, от которой ее стройная фигурка кособочится на сторону. Выбираясь из очереди, он уже прикинул, что водку сунет во внутренний карман пиджака, два «огнетушителя» в боковые — остальное унесет в руках. Взглянул на Фаю виновато: понимая, что надо бы ей помочь.

— Ты куда с этим мешком, — кивнул на сумку, — домой?.. Ловим мотор и я тебя попутно заброшу.

— Я неподалеку отсюда живу. Если ты мне поможешь — я еще кое-что куплю.

Она порхнула как пташка и исчезла в толпе. Прошло минут пятнадцать, Алик стал беспокойно поглядывать вокруг и чертыхаться. Наконец-то появилась Фая с пакетами.

— Ну, ты чо так долго? Буксы-то горят… Я же только с гор.

— Да вот тебе сетку купила и оберточной бумаги выпросила, чтобы бутылки завернуть.

— Чо их заворачивать? Я так все унесу: за пазуху две затолкаю и вперед с твоей кошелкой в зубах.

Фая опять смущенно оглянулась и сказала приглушенно:

— Алик, я не могу идти рядом с мужчиной, у которого из всех карманов торчит стеклопосуда. Да еще бормотуха.

— Ну, интеллигенция! — нехотя стал заворачивать он свои бутылки. — Как живете-то… Детишки, муж, все нормально? Колонию бросили?

— Пришлось! — насмешливо и строго взглянула на него Фая и шагнула к выходу. С сумками в руках он двинулся следом. Что-то очень не понравилось Алику в ее мимолетном взгляде. «Завлекут как волка в кружало и пришьют за свою планташку», — с тоской подумал он, понимая, что не сможет вот так посреди улицы бросить ее сумку и убежать. А Фая, распрямившись после ноши, с прямой как у балерины спинкой, с чуть приподнятыми плечиками, с вытянутой шейкой, урожденная горожанка, летела в нескольких шагах впереди. Чуть выбрались они в относительно безлюдное место, свернув в тихую улочку с опадающей золотистой листвой тополей, она обернулась и приблизилась.

— Дети в порядке! — сказала, будто Алик только что задал вопрос. — А Сергей нас бросил… Ты молодец, конечно, всех заставил показать свое истинное лицо…

Ну вот, мы почти пришли.

На тополях нагло и безбоязненно расселись жирные городские вороны: в лесу они никогда бы не подпустили людей так близко. Окруженный каменными многоэтажками и состарившимися деревьями, в тупике стоял древний двухэтажный дом, обшитый черными досками, жалкий и ветхий среди гигантов. Фая, не спрашивая, желает ли Алик заходить к ней, позвенела ключом и открыла дверь.

Он поставил сумки в простенькой, но чистой прихожей и облегченно распрямился.

— Дети у матери. Проходи, будем ужинать! — скомандовала она, кивнув на распахнутую высокую дверь в узкую комнату с окном во всю стену. Когда-то это был просторный балкон.

Алик сел за круглый стол. Фая долго не появлялась, позвякивая посудой где-то в глубине квартиры. Он содрал зубами пластиковую пробку с бутылки, сдул пыль с вазы для цветов. Налил в нее и выпил.

Фая вошла с закуской на подносе. Она была теперь в тонком спортивном костюме, подчеркивающем стройную фигуру, с распущенными по плечам волосами и без очков. Такой Алик и запомнил ее во время праздника весной.

— Я уже выпил, — ухмыльнулся он. — Жабры высохли, не дождался.

Она терпеливо кивнула, улыбнулась одними глазами, расставила фужеры, села, подперев подбородок кулачком. Каштановая волна волос заструилась по руке к локтю. Алик растерялся под ее спокойным, оценивающим взглядом, наполнил фужеры. Она лишь коснулась стекла губами, он же снова осушил свой до дна и почувствовал, как теплая волна хмеля ласково обволокла его и жизнь стала праздничной. Он насмешливо посмотрел через стол.