— Та-а-а-ак! — Барыкин поднялся, отнес пустые бутылки на кухню, постоял у окна, вглядываясь в темень. «Машку надо спасать!» Он вернулся к столу, распечатал новую бутылку, разлил по стаканам всклень.
— Ну, вздрогнули, мужики!
— Не-не, хватит! — повел рукой Фролов.
— Да вы чего?! Возьмете и Машку, раз Геночку притиснули…
— Споем?! — Сорокин выплеснул водку в рот, встал рядом с Барыкиным, обняв его за широкие плечи. — Какие наши годы… Успеем, Фролов! Повяжем!..
Барыкин спокойно отвел тяжелую руку Сорокина, проговорил равнодушно:
— Запевай, а я по нужде схожу…
Барыкин выскочил на улицу. Сквозь промерзшие окна вразнобой тянули пьяные голоса:
Раскинуло-о-ось море широ-ко!
И волны…
У калитки Барыкин столкнулся с женой, зашептал:
— Ты вот чего, — Барыкин притиснул жену к забору, оглядываясь на милиционеров, приплясывающих возле сугробов, — пусть Машка низами через огороды уходит!.. По тропке… Рыбаки проложили… Скоро автобус идет до Синегорки, а там на электричку и в Рудный! Да пусть не мешкает!.. Я их еще минут тридцать придержу. Давай!..
Роза, размахивая руками, побежала в дом Марии, а Барыкин вернулся в избу, подпел. Выпили еще, по-российски до капельки. Сорокин скрипел зубами, сжимал кулаки, говорил с пьяной злобой:
— Я не забыл, Вася. Ты помнишь, как меня кинули?
Барыкин, обгладывая баранью косточку, повел широкими плечами.
— А-а-а, сказать нечего, — злобствовал Сорокин. — Ежели бы не Паляй, я, может быть, академию бы кончил, как Харламов… Кинули меня!.. И Куракин все знал… Ты, мент поганый, — повернулся он к Наседкину, — веди сюда бабу!.. Погоди, я сам!..
Сорокин потянулся через спинку стула к валявшейся на полу портупее с кобурой. В темных глазах бессмысленная бель. Рядом зашевелился Фролов, толкая начальника милиции. Барыкин заиграл кистями рук, произнес угрожающе:
— Ну, это ты там разберешься, полковник Сорокин. Мой дом не сизо…
Вошла Роза, незаметно кивнула мужу головой, ушла на вторую половину избы. Барыкин повеселел, снова взялся за бараньи ребрышки. После выпивки у него всегда разгорался аппетит. Он прислушивался к гомону во дворе, глядя на то, как последним выползает Наседкин, оставив дверь открытой.
— Уехала? — спросил громко Барыкин жену.
— Проводила на попутку… Расхлябали, как дома! — Роза не успела прикрыть дверь, как Сорокин ввалился в избу, выкрикнул, потрясая пистолетом:
— Я понял!.. Собирайтесь! Оба!..
— А это видел?! — Барыкин сорвал со стены охотничий карабин. Глаза его потемнели. Видны были только горящие зрачки. — У меня не заржавеет! Вначале клади решение прокурора об аресте…
— Вон ты как?! — Сорокин попятился к двери. — Сопротивление властям!
— Ты еще не власть, — Барыкин спокойно повесил оружие на крюк, добавил без злобы: — Иди-ка ты к…, пока я тебя не вышвырнул!
— Ладно! — Сорокин сунул пистолет в карман полушубка, наклонившись, прошипел: — Ты еще у меня попляшешь, Вася!
— Иди, иди! — лениво отозвался Барыкин, присаживаясь за стол рядом с испуганной женой, прижал ее за плечи. — Успокойся!..
Сорокин, топча унтами, вывалился в сенцы, оставив дверь распахнутой настежь. Вскоре по поселку пронеслись две милицейские машины и на полной скорости помчались в сторону Синегорки, вздымая клубы снежной пыли и рассекая темноту пляшущими лучами фар.
* * *
Заснеженная и утонувшая в холоде степь уже начала розоветь. На востоке из-за белых холмов скупо прорвались короткие лучи восходящего солнца, уперевшись в тусклое звездное небо широкими голубоватыми раструбами.
В передней машине, уставившись в лобовое стекло, сидел за рулем сам Сорокин, злобно и нещадно придавливая газ до упора. Машину кидало из стороны в сторону по заснеженной трассе, словно по волнам. Желчь еще клокотала в Сорокине, горечь вязко сушила рот, смешиваясь с перегарным похмельем. «Урою гада! — неслись переметные мысли, разжигая еще большую ненависть к Барыкину, к Паляю да и ко всему роду человеческому, некогда стоявшему на его пути. — Дай только случай!..»
Рядом с Сорокиным трясся Фролов, его клонило в сон. Следом, едва поспевая, ехал со своими милиционерами Наседкин, ругая на чем свет стоит заезжих оперов. Вскоре с бугра показались огни Синегорки. Справа прятался в курже Говорухинский курган, прозванный в народе в честь похороненного опального генерала. За курганом машины сразу нырнули к водохранилищу и возле плотины догнали рейсовый автобус. Сине заиграла мигалка, булькающе взревела сирена, и автобус приткнулся к обочине. Пассажиры с испугом и тревогой косились на наглых милиционеров, бесцеремонно шныряющих по салону.
Читать дальше