Иосиф Райхельгауз - Игра и мука

Самый грандиозный случай тоже был связан с Израилем. Первый же вечер. Тепло, берег моря. Мы в ресторане на берегу. Принесли зелень, помидоры, огурцы. Выпиваем. За соседним столом группа военных, говорящих на иврите под руководством какого-то начальника. Периодически смотрят в нашу сторону. Наконец, через какое-то время официантка приносит Любе шампанское от того стола. Потом букет цветов. Наконец, сообщает, что высокий военный чин, начальник ВВС Израильской Армии – выходец из России и хотел бы познакомиться с замечательной артисткой Любовью Полищук. Он подошел и заговорил по-русски. Оказывается, самое сильное впечатление от Любиной актерской игры – эпизод из фильма «12 стульев», в котором Андрей Миронов разбивает Любой витрину. И сейчас он потрясен, что она сидит рядом. Когда израильтянин разошелся по полной программе – типа: «Я сделаю все, что ты скажешь», – Люба, не долго думая, заявила: «Если ты такой начальник, то пусть сюда прилетит вертолет – я бы сделала с тобой круг над морем». Через 40 минут рядом с нами приземлился вертолет. И Люба взлетела над Средиземным морем.

С Любой репетировать было очень легко, что возможно только с очень хорошим артистом. Люба воспринимала роль как часть себя. Тогда еще не было такой формулировки – присвоить роль. Но она это действительно делала. После Любы кто только не играл Дину Федоровну в спектакле «Пришел мужчина к женщине», но Люба настолько замотивировала каждую фразу и каждый поступок, что я все время слышу ее интонации. Дина Федоровна – это и есть Люба Полищук.

Каким-то нюхом она понимала, что здесь нужно сделать именно то, что она делала. Когда мы начали снимать фильм по «Пришел мужчина к женщине», я хотел, чтобы у Любы был длинный проход по улице – домой. Запустил фонограмму песни Окуджавы «Он, наконец, явился в дом», там есть текст: «Я клянусь, что это любовь была». «Когда ты услышишь свое имя, – сказал я Любе, – посмотри прямо в камеру». Я этот фильм снимал, озвучивал, монтировал, видел его много раз и всегда убеждаюсь: когда она смотрит, в этом взгляде, в этой пронзительности более содержательной паузы я ни у кого не видел.

Зрители очаровывались ею сразу. Мы как-то гастролировали по Германии – Бонн, Дюссельдорф, Кельн. Уже во втором городе я обратил внимание, что вижу знакомые лица. В третьем – это было уже очевидно: группа зрителей, похоже, перемещалась за нами из города в город. И когда переезжали из Германии в Люксембург, за нашим автобусом ехал целый эскорт: несколько машин, мотоциклы. На каждой остановке поклонники почтительно смотрели на Любу, которая выходила из автобуса покурить. И всегда они каким-то образом попадали в театр и дарили Любе цветы.

Мы много ездили по России, Украине. Проход с Любой по Привозу – отдельный номер. Мы комментировали каждого продавца. Она тут же схватывала акцент. Не зная украинского языка, она имитировала его очень смешно. Все пробовала – сало, колбасу, творог. Я любил ходить с ней по рынкам и барахолкам – что в Киеве, что в Стокгольме. Она могла из кучи хлама извлечь какую-то тряпку или вещицу, на которую я бы даже не обратил внимания, а в руках Любы она обретала некий театральный смысл.

Мы расстались по простой причине. Люба кинулась зарабатывать деньги – уходить на заработки. Она стала играть в антрепризном спектакле «Там же, тогда же». На вопрос «зачем», отвечала: «Там я за один вечер купила кожаную куртку, а здесь должна работать за нее месяц». У нас не было конфликта. Просто я – за репертуарный театр, театр-дом. И поначалу Люба была в этом доме. Но она человек свободный, независимый и не всегда разборчивый. Ей неважно было с кем играть, что, ей должно было быть интересным – не обязательно материально: интересные люди или место, куда нужно ехать. Однажды у нас готовились гастроли в Таллинне. Она не хотела ехать, потому что в этот момент ей предложили какое-то выступление, где она могла заработать много денег. Я стал ее убеждать – рассказывать про Таллинн, про средневековые улочки. И она согласилась. Гуляя по старому городу, сказала: «Ты правильно сделал, что настоял. Хорошо, что поехала». Она вообще не стеснялась признаться, что была неправа – и в жизни, и в работе…

Люба из очень простой семьи. Она много рассказывала про папу и маму. Показывала их. Пародировала. И было ощущение, что я с ними хорошо знаком. Мы даже иногда так шутили: «Люба, твой папа этого бы не одобрил».

Так же, как менялась манера ее поведения, могла меняться и внешность. Иногда она казалась совершенством – просто Нефертити. Но могла повернуться как-то, взять сигарету и стать странной или вульгарной.