Кирилл Берендеев - Мука

Берендеев Кирилл

Мука

Петр Алексеевич мучился. Мучился он, надо сказать, уже более получаса, серьезно, вдумчиво, со всей ответственностью подходя к этому непростому для всякого человека делу. С толком. И, что обидно, вроде бы вполне достаточно для достижения хоть какого-то результата. Но вот только выйти из этого состояния, положить ему предел и заняться, наконец, делами по хозяйству никак не мог.

Он в сотый раз прошелся мимо книжных полок своей библиотеки и, покачнувшись, мягко переступил с пятки на носок по дорогому ковру, изрядно протертому на середине приступами предыдущих мук. Остановился и вновь воззрился на стеллажи, разглядывая их сверху вниз.

И задал себе тот же вопрос, что и минуту назад: что почитать?

Вернее, так: что выбрать почитать?

Ибо выбор непрочитанного был поистине огромен.

Нет, что говорить, примерно половину всей нынешней библиотеки он успел одолеть за прошедшие годы, Петр Алексеевич и собирал-то ее так: по мере того, как прочитывал предыдущую книгу, покупал новую. А затем еще и еще. Иной раз, приобретал по две-три сразу, как бы про запас, твердо уверившись, что книги интересные и будут проглочены им на одном дыхании.

Однако же, выходило несколько по-иному. С тех пор, как Петр Алексеевич мог позволить себе в обеденный перерыв, который, как большой начальник назначал себе сам, пройтись до ближайшего книжного магазина и полюбопытствовать новинками, ни один поход не оказывался напрасной тратой времени. Привычка, доставшаяся от времен безденежья, копить на книги, была забыта напрочь, заменившись иной, или все той же, но в извращенной форме не выходить из магазина без покупки. Будто лукавый нашептывал: смотри, какой выбор, какие авторы, большая часть которых тебе неизвестна, но людьми уважаемыми почитаема, все лауреаты и нобелиаты, неужто так и не присоединишься к почитателям? Просто попробовать, оценить....

И Петр Алексеевич, взволнованно дыша, вслушивался в нашептывание, начинал нервничать и, побегав меж стеллажей, покупал-таки книжицу. Нес на работу или домой, уже готовясь прочитать ее, едва только отужинает и засядет под торшер.

Однако же, большею частью выходило так, что книга, какую он, так сильно волнуясь и переживая, покупал, не всегда успевала им прочитываться. То одно, то другое мешало. То не было подходящего настроения, - а какое же чтение без соответствующего настроя? - то не доставало должного восприятия, потому как Петр Алексеевич, возвращаясь с работы, частенько уставал, а высокую книгу, по его глубокому размышлению, следовало читать с особым вниманием, ощущая и стиль и образ мыслей автора, отыскивая скрытые намеки, бисером рассыпанные по тексту цитаты, аллюзии и аллегории, находить и радоваться любопытным отсылкам и парафразам, тонким каламбурам и скрытым насмешкам..... А на все это необходимо внимание и сосредоточенность, иначе время, пошедшее на чтение, окажется напрасным.

Потому как Петр Алексеевич предпочитал всем прочим книгу интеллектуальную и на то, что презрительно называл массолитом, не разменивался. К примеру, из детективов не абы какого Чейза или Гарднера читал, а все больше Дюрренматта или Буало-Нарсежака, в крайнем случае спускаясь до Сименона. А Жапризо пролистывал лишь когда, по его собственному выражению, злая мысль о работе никак не отпускала.

Но вот как странно выходило. Все собрание сочинений Сименона он давно прочел, и Жапризо прочел и даже жениного Чандлера, а Буало-Нарсежак так и остались стоять, в скорбном ожидании взирая на владельца библиотеки, и уж почти не надеясь, что он до них снова доберется и прочтет еще что-то, кроме первых двух томов. Остальные девять все никак не могли попасть "под настроение", оставаясь немым упреком Петру Алексеевичу.

Стыдно, конечно. И из-за этого Петр Алексеевич мучился еще больше.

Но сильнее всего изводил его Сартр, за время петралексеевичевых хождений мимо полок останавливавший на себе взгляд бесчисленное множество раз. Роман "Дороги свободы" был куплен еще три года назад, пухлый томище, страниц в девятьсот, в строгой черной обложке. И с той давней поры он по-прежнему стоит на полке, лишь изредка перемещаясь с места на место, когда берутся для прочтения соседние книги. Петр Алексеевич несколько раз пытался взяться и за него, вот и сейчас снял было книгу с полки да тут же стыдливо положил на место. Вспомнил о том, как в прошлый раз дальше первых десяти страниц дело не сдвинулось, и пухлый томище вновь был водворен на привычное место.