— Позвольте мне взглянуть самому!
Наметанным глазом Борхерс пробежался по всему тексту, включая и выделенные абзацы. Магнус внимательно следил за произведенным впечатлением, однако лицо асессора оставалось холодно-непроницаемым.
Закончив чтение, он недоуменно пожал плечами и показал на заваленную подставку:
— А все эти книги к чему?
— С помощью данной литературы я возьму на себя смелость, шаг за шагом, строка за строкой, доказать не только несостоятельность клеветнических наветов, но и злой умысел сочинителя этого пасквиля. Речь идет о злостной компиляции всего скопившегося за века мусора измышлений и диффамации. Этот щелкопер приводит здесь, к примеру, давно опровергнутую фальсификацию…
— Прошу прощения, господин раввин, полагаю, не имеет ни малейшего смысла зарываться в ваши материалы. Я дорожу своим временем. Если пожелаете передать их мне, то, в случае необходимости, мы привлечем независимого эксперта.
— Господин асессор! Авторитетные представители науки, из которых я, для чистоты аргументации, обращаюсь лишь к христианским теологам…
— Об этом позаботимся позже. Изначально следует проверить, является ли вообще это деяние наказуемым, представляет ли вопрос общественный интерес и подлежит ли вмешательству прокуратуры.
— Общественный интерес? Господин асессор, вы меня удивляете! Смею полагать, что стравливание граждан одного государства друг с другом, пробуждение в обществе самых низменных инстинктов не только представляют значимый общественный интерес, но и требуют надлежащего наказания. Внятная внутренняя политика и ее освещение в публичной сфере является лучшим средством…
— Мы здесь не занимаемся ни политикой, ни просвещением, — холодно осадил ритора Борхерс. — Мы лишь обязаны проводить проверку, нарушены ли, и если нарушены, то какие параграфы уголовного кодекса.
— Конечно, конечно, не смею отрицать этого. Но, по моему мнению, в интересах общественности…
— Господин раввин, вам следует признать, что в данном вопросе вы отнюдь не объективны и не можете быть объективны. Как иудей…
— Позвольте, господин асессор! — Магнус повысил голос. — Должен поставить на вид, что я здесь выступаю не только в качестве духовного лица и представителя иудейского сообщества, но в первую очередь как подданный Германского рейха!
Борхерс озадаченно посмотрел на визитную карточку посетителя.
— Ах, да. Вы…
— Сопредседатель. Управляющий делами Союза подданных Германского рейха, исповедующих иудаизм, — с достоинством отрекомендовался Магнус. — Наш первый председатель — господин тайный коммерции советник Майер, а я собственно занимаюсь всеми текущими делами. И как подданный, пусть даже иудейского вероисповедания, но тем не менее подданный Германского рейха, должен сказать, что в первую очередь в интересах нашего любимого отечества и в интересах всех немецких граждан выступить против травли одних и одурачивания других. Мы пользуемся — под попечительством правительства нашей достославной императорской династии — широкими правами на толерантность, если я не ошибаюсь. И если еще то тут, то там возникают непреодолимые предрассудки, то они — всего лишь рудименты, вчерашний снег, который растает под солнцем просвещения, как… как тени исчезают в полдень. Если мне будет позволено, приведу яркий образ из сокровищницы еврейской мудрости: наши мудрецы рассказывали…
— Прошу прощения, господин раввин, как бы велик ни был мой интерес к мудрым иносказаниям, но работа, знаете ли, не ждет. Вам ведь самому потребно, чтобы по вашему делу в скорейшем времени было вынесено решение.
— Разумеется! Dat qui cito dat! [18] Вдвойне дает тот, кто дает скоро! ( лат. )
Немедленная конфискация тиража этого номера для предотвращения его дальнейшего распространения кажется мне на данный момент самой действенной мерой.
— Мы разберемся в этом деле. А пока прошу вас изложить письменно ваши претензии. Свои материалы вам лучше забрать с собой, чтобы воспользоваться ими при составлении заявления.
— Но это же займет уйму времени!
— Все жалобы должны быть надлежащим образом оформлены и пройти все соответствующие инстанции. Как раз в нашем случае поспешность стала бы оплошностью. Необоснованное вторжение в свободу прессы должно по возможности пресекаться. И ваша пресса…
— Моя пресса?
— Я не имею в виду лично ваша. Но нельзя нарушать те самые основополагающие принципы терпимости, права на свободное выражение мнений, которые вы тут представляете…
Читать дальше