Сэмми Гронеманн - Хаос

Дом из красного кирпича, вон там, — это гимназия, где учит доктор Штрёссер. Ай-яй! У него в классе сын самого Берельзона, которому приходится писать и в субботу, и Берельзону это стоит немало денег! А еще в каждом классе положено евреям составлять пять процентов, а в том классе было восемнадцать учеников, и Саша должен бы вылететь. Вот его отцу ничего не оставалось, как определить в класс еще двоих крестьянских детей с полным их содержанием, чтобы число сошлось на двадцати. Только те двое оказались такими тупыми, что Берельзону пришлось оплачивать им репетиторов, а потом еще класть на лапу директору, чтобы этих оболдуев перевели и его сыночка не выгнали ко всем чертям!

Тот смешной человечек с трубкой — это Комендант Борух. Его отец до сих пор ходит гоголем, что сыночек прежде был умным и ух как ученым. Теперь-то Борух везде хочет командовать, особенно на молитвах, поэтому его и прозвали комендантом. Свихнулся он от своей учености. Как-то его вызвали свидетелем на суд, на большой суд в Москве — его туда послал губернатор. Он должен был сказать, что еврейка, которая свидетельствовала против попа, что он там в ней что-то нарушил, была неправильной женщиной. И когда его спросили, кто он такой, этот перец выдал: «Комендант Борычева». Весь суд потешался, а его отправили восвояси. Вон те люди с большими мешками, они нездешние. Говорят, их позвал Куяров, чтобы устроить погром. Только он, Яков, не боится — есть ведь самооборона, и потом, сегодня вечером начинается Песах. В Песах чего бояться? В этот вечер даже не надо читать полностью вечернюю молитву. А вон там, наверху, их дом, и девчонка у входа, которая выплачивает деньги, — это его сестра Ривка. Теперь ему, Якову, надо ее сменить, потому что Ривке надо в город, и она проводит Хайнца до гостиницы…

Хайнц во все глаза таращился на картину, представшую его взору у дома Шленкеров. Подобное он уже наблюдал и у входа в другие дома. На крыльце был выставлен столик, на котором громоздились кучки монет, за ним сидела девушка лет восемнадцати с вьющимися темными волосами и тонкими чертами лица, сейчас ее щеки раскраснелись от усердия. Перед столом толпились бедно одетые мужчины и женщины, которым она раздавала деньги. Выглядело все так, будто девушка выплачивала заработную плату, и не без трений. Как раз в этот момент маленькая пожилая женщина предъявляла претензии на более значимую сумму, а старик, только что получивший свое, стоял рядом и недоверчиво пересчитывал монеты. Ривка уже собиралась перейти к следующему в очереди, как вмешался Яков, занявший сторону женщины:

— Хемда Раше права! Мама сказала, за последний раз она должна получить двойную сумму!

— Хорошо, — улыбнулась Ривка. — Я не знала.

Она пододвинула женщине еще несколько монет и учтиво извинилась за недосмотр. Старуха ворчливо сгребла деньги и похромала прочь, сетуя на задержку.

Яков нашептал сестре на ушко все, что знал о приезжем, и занял ее место. Ривка нацепила шляпку, лежавшую тут же на столе, и с приветливой улыбкой пошла навстречу Хайнцу.

— Я уже слышала, что у нас сегодня на седер особенный гость, — сказала она, протягивая руку. — Рада вас видеть. Если вам нужно в гостиницу, то нам по пути. Я сейчас заступаю в патруль.

Последние слова Ривки, сказанные со всей серьезностью, привели Хайнца в замешательство. Он подумал, что неправильно понял.

— Простите, что вы сказали?

— Иду патрулировать. Яков сможет поработать за меня. Вы же видели, он в курсе дела не хуже меня. Люди сегодня особенно нетерпеливы, ведь везде выдают деньги.

— Из-за праздника?

— Конечно. Обычно у нас четверг день выплат, но сегодня внеочередная выплата, и, конечно, все торопятся и никто не хочет ждать.

— Понятно. А что, люди заняты сразу на нескольких предприятиях?

— На нескольких предприятиях? Не понимаю.

— Я имею в виду, они работают у вас и еще где-то?

— Работают? Конечно, люди были бы рады работать, но рабочих мест не хватает. Они вообще не могут получить работу, разве что по случаю подвернется что.

— Теперь я не понимаю. Вы же выплачивали им заработную плату.

— Заработную плату? Откуда вы взяли? У моего отца нет фабрики! Это просто бедные люди.

— Бог мой! Не хотите ли вы сказать, что все эти люди получали пособие?

— Конечно, а что же еще? Сегодня так во всех семьях города, кто может что-то дать.

— Но люди ведут себя так, будто имеют право требовать.

— А разве не имеют? Нищие, которые приходят к вам в дом, ведут себя иначе?