Сэмми Гронеманн - Хаос

И вдруг одно из выкрикиваемых имен послышалось ему знакомым: Шленкер.

Неужели это?..

— Давайте к нам! — прыгал вокруг мальчишка, воодушевленный приглашением отца. — К Мойше Шленкеру! Виленская улица, восемь! Я зайду за вами в гостиницу — кричал он на жутком немецком и добавил, исполненный гордости: — Я говорю на настоящем немецком! Мой брат в Берлине!

Хайнц определился.

— Если пожелаете, — ликовал Яков, — я вас повожу по городу. Хотите, да? У меня сегодня нет уроков!

Так Хайнц Ленсен отправился со своим маленьким братишкой Яковом Шленкером осматривать Борычев, город, из узости которого вырвался когда-то его дед в поисках европейской культуры и свобод.

А Мойша Шленкер поспешил домой, чтобы обрадовать жену роскошным гостем на седер, которого сам Бог послал.

Яков Шленкер испытал неслабое разочарование, когда именно те достопримечательности, которые обещали стать сенсацией для приезжего, не произвели на того никакого впечатления. Ни бульвар, ни губернаторский сад, ни новые драгунские казармы, ни даже памятник императору Александру! И уж совсем по-дурацки гость заинтересовался вещами совсем обыденными и вовсе неказистыми. С Рыбного переулка, который Яков хотел бегом проскользнуть мимо, Хайнца было просто не вытащить. Он подолгу стоял возле каждой лавчонки и через грязные окошки вглядывался в темную дыру, заваленную всяким хламом, и ее хозяина, отчаявшегося найти такого дурака, который позарится на его товар. Суета базара, сегодня особенно оживленного по случаю предстоящего праздника, захватила Хайнца надолго. Когда Яков со смешанным чувством гордости и благоговейной робости указал ему на старца, знавшего наизусть весь Талмуд, Хайнц бегло скользнул взглядом по кладезю учености, а вот на нищих оборванцев у фонтана не мог наглядеться. Перед монополией, продававшей казенную водку, Хайнц долго любовался виртуозностью, с которой мужики, хлопая по донышку бутылки, одним ударом выбивали пробку, и с какой ловкостью потом опустошали до последней капли мутный сосуд.

«Странный тип!» — размышлял Яков, но не торопился высказывать своему экскурсанту терзавшие его сомнения. К тому же попутно мальцу приходилось отчаянно обороняться от орды босоногих огольцов, мальчишек и девчонок, которые следовали по пятам и привычно канючили подаяние. Хайнц уже давно раздал всю мелочь, имевшуюся у него в наличности, но Якову потребовалось еще немало времени и усилий, чтобы отбиться от стаи, идущей по следу.

При всем при том мальчик болтал без умолку, рассказывая о себе и своих близких, приплетая сюда еще и истории, касавшиеся попадавшихся по ходу дела персон и мест, казавшихся ему значительными. И по всему было видно, что блеснуть знанием немецкого доставляло ему неописуемую радость и добавляло весу в собственных глазах.

Таким образом, Хайнц во время прогулки получил не только кучу сведений о своих родственниках и нравах еврейской общины, но в придачу еще и ворох городских сплетен, а главное, целый арсенал прозвищ, коими наделялся каждый из встреченных, из чего он сделал вывод, что распространенность прозвищ является поразительной и уникальной отличительной особенностью восточных евреев.

С особой гордостью Яков неизменно возвращался к старшему брату, которому повезло жить и учиться в Берлине. Он и сам непременно поступит так же. Поэтому со всей прилежностью учится у доктора Штрёссера и уже хорошо говорит и пишет по-немецки. А еще доктор учит его сестру Ривку, да господин и сам увидит, как хорошо она понимает по-немецки, может, даже лучше, чем он. Нет, лучше не может! Почти как он.

А вон тот гад в полицейской униформе возле лавки старьевщика — это пристав Куяров, который сейчас подготавливает погром. А вон те двое на другой стороне, что ходят туда-сюда, видите? — они из самообороны. А вон тот, с голым лицом и лысым лбом, он сват Розенфельда Безносого, теперь часто бывает в его доме, хочет выдать сестру, а она не хочет. Знаете, какой он? Выучил Талмуд так, что ткни иголкой в любое место книги, точно скажет, на какое слово она попала. А вон те ворота — это наша пожарка, то бишь пожарная часть. А начальник пожарной команды уже получил много премий. Он со своей командой так быстро приезжал на пожар, что, говорят, заранее знал, где что загорится. А вот памятник императору Александру Третьему, восемьдесят тысяч рублей! Деньги, говорят, собрали с евреев как добровольные пожертвования. Плохой был человек, старый император, и как пес преследовал евреев! Но деньги собрали. Сначала не хватало, потом губернатор наслал санитарную комиссию, которая определила, что все дома в Рыбном переулке и почти все школы местечка находятся в аварийном состоянии и подлежат сносу. Тогда по-быстрому справили, что требовалось, и люди не оказались на улице, и в школу можно ходить. А губернатор, он снова отличился, и получил какой-то там большой орден за то, что город такой патриотичный, кажется, правильно он говорит?