— Ага! — злорадно потер руки Хирш. — Поздравляю, господин раввин! Получите плоды вашей хваленой толерантности!
Тут уж взорвался доктор Магнус:
— Господин профессор! Я протестую против подобных эскапад! Довольно, господа! Господин председатель, вы заблуждаетесь на мой счет! Не полагайте, что я так или иначе извиняю совершенный вами шаг или, тем более, оправдываю. Вам не пристало ссылаться на меня! Хочу думать, дискредитировать меня не входило в ваши намерения. Если человек может быть настолько неправильно понят, то исчерпываются все шансы плодотворного сотрудничества!
— Господин раввин! — предостерег Ленсен. — Не вижу смысла вступать в дебаты на эту тему! Я…
— Да. Прошу прощения, господин председатель, но для меня дело чести предотвратить любые извращения. Прошу вас в присутствии господина профессора Хирша удостоверить, что я ни разу не изменял устоям своей веры в вашем доме!
— Разумеется, господин раввин! Разумеется, нет! Я и не…
— Вы некоторым образом дали понять, что ваш переход ничего не изменил в духовном отношении к религии и что ваши взгляды в согласии с моими. Непостижимо, как вы можете высказывать нечто подобное! Должен признаться, когда я услышал о вашем переходе, в моей душе открылась кровоточащая рана. То, что вы сделали, я осуждаю самым решительным образом, по меньшей мере, так же, как господин профессор. Отречение от исконной религии при всех обстоятельствах…
— От чего я отрекся? Ну-ка объясните! — рассвирепел Ленсен. — Не ходите вокруг да около! Внутренне я нисколько не изменился со дня моего крещения. Я все тот же, которого вы знали много лет. Я не юлил и тайны из своего поступка не делал. По всем меркам этики и морали нет разницы между просвещенным иудеем и таким же христианином. Церемониалов я давно не придерживался, вы сами могли наблюдать это. Так что все различия между мной и моими неиудейскими согражданами совершенно сгладились. Или, по вашему мнению, иудаизм — это нечто иное, чем вопрос религии? Неужели вы столь кардинально поменяли образ мыслей, господин доктор Магнус, что признаете иудейскую нацию?
— Избави Бог!
— Ну так? Вот и я сделал выводы, от которых вы и многие другие иудеи шарахаются из своего рода пиетета, по мотивам, которые я уважаю, даже если не хочу приобщаться им. И я не ударился в какие-то новые догмы, когда перешел. Я верю не больше и не меньше, чем сотни тысяч христиан и иудеев здесь, в Берлине. Государство, в котором мы живем, государство христианское, и я без обременения совести просто поменял регистрационную запись. Может быть, я даже принес своего рода жертву, этого не стоит недооценивать, господа! Добровольную жертву во имя общего блага. И тем самым подверг себя определенному унижению, порвал с некоторыми дорогими мне воспоминаниями, разорвал связи с некоторым кругом почтенных людей. И я точно знаю, что подставляюсь под разного сорта кривотолки вследствие все еще, к сожалению, господствующих у нас взглядов. Многие назовут меня циничным карьеристом, перебежчиком, предателем и бог знает кем еще. Но те, кто подобно вам, господин раввин, желает разрушить границы, разъединяющие наш немецкий народ, по чести должны поощрять и поддерживать тех, кто чувствует единение со всеми гражданами страны и проводит эту идею даже публичным обращением в государственную религию. Я выполнил свой долг перед собой, перед моей семьей, перед государством и полагаю, что не нарушил долг перед моими прежними единоверцами. Тому, кто истово и строго придерживается иудаизма, — мой респект и уважение, но тот, кто давно потерял с иудейством внутреннюю связь и держится за него лишь по инерции или из страха быть оболганным, — мне чужд. Уж от вас-то, господин раввин, я мог ожидать понимания! Но ошибся. К сожалению. Похоже, и вы уже заражены сионистами и стали поклонником еврейского национализма!
— Я? — возмутился доктор Магнус. — Я решительно протестую против подобных подтасовок!
— Вот вам ваши проповеди! — удовлетворенно хмыкнул профессор Хирш. — Вот плоды вашей толерантности!
— Нет! — вышел из терпения Магнус. — Это плоды вашего фанатизма!
— Фанатизм?! Только неукоснительное исполнение законов, данных Богом в нашей Торе! — заорал профессор.
— Вера первична! — старался перекричать его раввин. — Сами скажите, господин председатель ландгерихта, может ли потерявший веру довольствоваться одним церемониалом?
— А в вашем доме, — грохотал Хирш, — может ли сохраниться вера без церемониала? Осталось здесь еще что-нибудь еврейское?
Читать дальше