Сэмми Гронеманн - Хаос

— Но, Адольф, — фрау Ленсен едва сдерживала негодование. — Ты же мне твердо обещал! А вчера и Лее Зандерслебен. Она определенно зайдет узнать…

— Что обещаю, делаю! — оборвал жену глава семейства. — Но положение у меня тяжелое. Один против двоих!

И он размашистым шагом двинулся к двери.

— Передай привет душке Магнусу! — крикнула ему вслед Эльза. — Может, после заседания я подстерегу его в передней! Ах, мы, девчонки, были так влюблены в него на уроках подготовки к бат мицве [5] Бат мицва ( ивр. ; «дочь заповеди») — в еврейской традиции достижение девочкой совершеннолетия. — Примеч. ред. .

— А я вспоминаю его застольные речи в духе ортодоксального модернизма, — усмехнулся Хайнц. — О счастливом доме, в котором бок о бок уживаются древние почитаемые традиции Израиля и современные веяния, во всем: от преданности родителям до преданности вере.

— Он всегда был прекрасным гостем, — включилась фрау Ленсен. — Он вегетарианец, и мне приходилось приглашать Пинкусов и Гереонов и усаживать его между этими семействами, чтобы не слишком бросалось в глаза, что он не ест мяса. Да, и еще он подарил мне молитвенник с надписью, которая была бы мне путеводной звездой! Как же там… Ах, вот: «Гордость родителей — их дети, а счастье детей — заслуга родителей». Так-то, детки! Думаю, Йозеф сможет это оценить: заслугу родителей!

Доктор Магнус и профессор Хирш встретились на Потсдамском мосту. Профессор остановился, заметив раввина на трамвайной остановке, когда тот в бурном море лоснящихся цилиндров пытался обратить на себя его внимание. Наконец доктор перешел проезжую часть дороги, держа в левой руке шляпу и сложенный зонт, а правую уже издали протягивая профессору. Его щеки яблочками румянились над ухоженной черной как смоль бородой, а лицо светилось приветливостью и радушием.

— Мой дорогой господин профессор! Мой почтеннейший господин профессор! — восклицал он, тряся руку визави. — Как замечательно, что мы здесь встретились! Как я рад! Как прекрасно вы выглядите! Вы молодеете с каждым днем в той же мере, как набирает обороты ваша работоспособность. Ваша последняя публикация в ежегодном «Вестнике» просто феноменальна! Она проливает новый свет на развитие словообразующих суффиксов в именах собственных…

— Вы читали мою статью? — недоверчиво спросил профессор. — Удивляюсь, как вы в вашей многогранной деятельности находите время еще и наукой заниматься.

— Да, к несчастью да, времени совсем не остается! Я всегда хотел заниматься лишь наукой, но идеал остается идеалом. Недостижимым, как все идеалы! К тебе все время кто-то обращается, со всех сторон от тебя что-то нужно! А что поделаешь? Вот и становишься невольником! На днях звонят мне из штаба корпуса по поводу приведения новобранцев к присяге — надо, мол, подготовить. А это потраченное время. Снова время! А бесконечные заседания и доклады… и ложи… Теперь вот надо взять на себя председательство в Обществе по поднятию… поднятию… не помню уже чего. Но что-то, определенно, надо поднимать!.. А вот и нужный нам дом, господин профессор!

— А вы здесь как у себя, господин раввин!

— Если бы! Раньше был вхож. Очень даже вхож! Ах, как печально снова всходить по этим ступеням! Злые, злые времена для нашей праведной общины!

— А меня так с души воротит! — профессор остановился на лестничной площадке, постукивая тростью. — С души воротит, что обстоятельства принуждают меня переступить порог дома этого выкреста.

— Мне не легче, дорогой профессор! — тяжко вздохнул Магнус. — Меня к тому же охватывают воспоминания. Мне знаком каждый уголок этого дома. Воистину, самые лучшие покидают нас. Но уже слишком поздно, господин профессор! Не будем заставлять господина председателя ждать.

— Если бы не нужда спасать стипендию подающего надежды Кайзера, меня сюда и силой не затащили бы, — проворчал Хирш, взобравшись на лестничную площадку.

Открыла горничная и впустила посетителей. Доктор Магнус, с лаской во взоре, назвал имена, и их проводили в кабинет председателя ландгерихта, светлый, в три окна.

Магнус искоса бросал на профессора встревоженные взгляды.

— Уважаемый господин профессор, — наконец пролепетал он в некотором смущении и со своей любезной улыбкой. — Простите, что делаю вам замечание, но вы, наверное, по рассеянности забыли потушить вашу сигару. Помимо того, что хозяин обычно предлагает отличнейший сорт — боюсь, что этой почтенной привычке он остался преданней, чем нашей религии, — просто невежливо…