Сэмми Гронеманн - Хаос

Оно и понятно, что Клацке не мог разобраться в этих хитросплетениях берлинской верхушки и не был искушен в жаргоне немецко-еврейского противостояния спорящих сторон, а только вынес из этой листовки, что набожные, верные закону евреи Берлина выступают против реформ и нововведений разного рода. Он простодушно радовался необременительному способу заполучить список состоятельных евреев, которые явно стояли столпами освященной традицией синагоги. Порядочные, неравнодушные, благочестивые евреи, которые не откажут в покровительстве честному еврейскому ученому, попавшему в затруднительное положение. «Либеральный» в том обращении он принял за синоним «праведный». И в соответствии с этим кропал свой текст.

Откуда он мог знать, что из всех подписавшихся под этим воззванием не было ни одного, соблюдавшего субботу или заботившегося о кошерной пище, ни одного, интересующегося еврейской ученостью, и ничтожно мало тех, кто вообще интересовался еврейской темой, а большинство из года в год вообще не заморачивалось еврейским вопросом. А то, что оставили свои подписи — так это то ли в качестве услуги, то ли из неприятия нового иудейского движения, чьи крикливые выступления грозили нарушить корректность, с которой доселе еврейские общины улаживали дела.

А помимо всего этого, откуда Вольфу Клацке было знать, что член ландгерихта Левизон с Маттейкирхштрассе, который несколько месяцев назад так энергично выступал против унижения еврейской веры в газетном воззвании, этот столп религии и охранитель святыни ныне крестился в протестантской церкви. Откуда Клацке мог знать, что вскоре после рассылки того обращения Левизон вместе со всеми чадами и домочадцами отрекся от иудаизма и перешел в общину местной церкви? И он больше не был членом ландгерихта, а стал его председателем. И уже не звался Левизоном, а по особому разрешению властей носил фамилию Ленсен.

Однако квартиру на Маттейкирхштрассе, 8 он сохранил за собой, поскольку договор о найме действовал еще два года, и расторгнуть его оказалось не так легко, как когда-то заключенный на горе Синай. Вот и осталось его ветхозаветное прошлое открытым всей обслуге, и соседям, и домовладельцу. Так что письмо Вольфа Клацке было доставлено в руки адресата, после того как ухмыляющийся почтальон передал его консьержу и тем самым принес лучик радости в унылое существование всей семейки и многочисленной прислуги обоего пола.

Семейство Ленсен сидело за утренним кофе.

Председатель ландгерихта, наморщив лоб, читал «Дойче Тагесцайтунг», его супруга сосредоточенно принимала пищу, дочь Эльза развлекалась тем, что из скатанных шариков хлеба, зубочисток и конфетных фантиков делала забавные фигурки; сын Хайнц уже пересел в сторонку и в кресле-качалке курил одну сигарету за другой.

— Не забудь, Хайнц, после посмотреть в газете, что там пишут, — подняла глаза мать.

— Ужасно! — воскликнула Эльза. — Теперь все новости узнаем, только когда Хайнц возвращается из суда. А эта «Тагесцайтунг», которую читает папа! Тебе, мама, не кажется, что везде духовный упадок?

— Меня положение обязывает! — пробурчал господин председатель, который слушал вполуха.

Эльза расхохоталась.

— А еще говорят, что судьи не зависят от общества! — вклинился Хайнц. — Вот на днях мы отказали Теодору Вольфу в пользу ныне единоверного Ортеля. Что делать? Надо уметь жертвовать своей верой.

— И теперь независимое мнение судьи основывается на позиции Ортеля, а не Вольфа! — съязвила Эльза.

— Что за чепуху ты несешь, Эльза! — недовольно заметила мать. — А кто это, Ортель и Вольф?

— Ты знаешь их как Лейзера и Вольфа, мама, — вполне серьезно ответил Хайнц. — Они краеугольные камни Берлина, Ортель и Вольф, столпы общественного мнения. Но мне нет нужды ни в той, ни в другой фирме. Я считаю, их продукция — чистый вздор!

— Невозможно слушать вашу болтовню! — рассердился председатель ландгерихта. — Отвыкайте уже от этих плоских острот! Они слишком напоминают… напоминают наше прошлое. А все это влияние вашей любимой газетенки! Почитайте лучше передовицу вот здесь!

— Ах ты, боже мой! — откликнулась Эльза. — Мы с мамой черпаем нашу духовную пищу исключительно из семейной хроники. А теперь приходится полагаться на Хайнца, чтобы узнать, кто из достойных персон умер, а кто выпал из списка по причине помолвки. Поэтому раньше мы и заглядывали в «Торговый вестник». И не такая уж это плохая шутка, когда в «нашей газетенке», как ты говоришь, объявления о помолвке шли сразу после других торговых сделок. Впрочем, мы с Йозефом тоже разместим объявление в «Вестнике», если до этого дело дойдет. Эй, Хайнц, а как сейчас котируются регирунгсасессоры?