Джоди Пиколт - Девятнадцать минут [litres]

– Ах ты, маленький, – прошептала она, перехватывая его поудобнее.

В этот момент кто-то постучал:

– Можно?

В комнатушку, слегка приоткрыв дверь, заглядывала Алекс Кормье. Увидев ее, Селена сразу встала:

– Ваша честь, вам нельзя…

– Пусть войдет, – сказала Лейси.

Селена посторонилась, судья вошла и села, поставив на стол одноразовый стаканчик. Когда Сэм ухватил ее за мизинец, слегка улыбнулась:

– Кофе здесь ужасный, но я все-таки принесла.

– Спасибо.

Селена осторожно обошла заваленный картами стол и встала между двумя женщинами, глядя на них с тем же недоумевающим любопытством, с каким смотрела бы на львицу, которая вдруг решила приласкать антилопу, вместо того чтобы ее съесть.

– Ты хорошо выступила, – сказала судья.

– Недостаточно хорошо, – покачала головой Лейси.

– Не думаю, что у прокурора к тебе много вопросов.

Лейси прижала малыша к груди и погладила по спинке.

– Мне кажется, я не смогу еще раз туда войти, – сказала она дрожащим голосом.

– Сможешь и войдешь, – ответила судья. – Ты нужна Питеру.

– Они его ненавидят. И меня тоже.

Алекс Кормье положила руку Лейси на плечо:

– Не все. После перерыва я сяду в первом ряду. Тебе не обязательно смотреть на прокурора. Смотри на меня.

Селена разинула рот. Приглашая в суд ребенка или взрослого человека с хрупкой психикой, они с Джорданом часто сажали в зал кого-нибудь, чье лицо успокаивало бы свидетеля. Давать показания легче, когда видишь, что в зале у тебя есть хотя бы один друг.

Сэм задремал на груди Лейси, посасывая большой палец. Алекс протянула руку и погладила темный пушок на голове малыша.

– Принято считать, – сказала она, – что в юности люди делают ошибки. Но и в зрелом возрасте мы, по-моему, делаем их не меньше.

Войдя в камеру, где Питера держали во время перерывов, Джордан с порога заявил:

– Не переживай, ничего страшного не случилось. Судья скажет присяжным, чтобы не обращали внимания на такие эмоциональные всплески.

Питер сидел на металлической скамье, зажав голову руками.

– Ты меня слышишь? Я понимаю, как этот эпизод тебя огорчил, но никаких юридических последствий он не возымеет…

Питер перебил Джордана:

– Я должен сказать ей, почему это сделал.

– Кому? Маме? К ней нельзя, она свидетель и пока находится в изоляции. – Подумав, Джордан добавил: – Послушай, как только я смогу устроить тебе встречу с ней…

– Да нет. Я всем должен сказать.

Джордан посмотрел на своего подзащитного: глаза сухие, руки, сжатые в кулаки, опущены. Когда Питер поднял взгляд, это уже не был взгляд испуганного ребенка, который сидел рядом с Джорданом в первый день слушаний. Это был взгляд человека, за несколько часов ставшего взрослым.

– Мы обязательно представим события с твоей точки зрения. Но пока потерпи. Понимаю: тебе в это с трудом верится, но мы все исправим. Мы все делаем как надо.

– Не мы, – ответил Питер, – а вы. – Он встал и подошел к Джордану. – Вы сказали, что скоро наша очередь. Но ведь вы имели в виду только себя, правда? Вы не собирались предоставить слово мне, чтобы я вышел и всем рассказал, как все было на самом деле?

– Ты видел, как они отреагировали на твою маму? – спросил Джордан. – Представь себе, что начнется, если на ее место выйдешь ты.

В эту секунду в Питере произошел какой-то надлом. Это была не вспышка гнева и не всплеск подавляемого страха. Это порвалась последняя тончайшая нить надежды. Джордан вспомнил рассказ Майкла Бича, который сидел над раненым другом и смотрел, как его лицо постепенно становится безжизненным. Чтобы увидеть смерть человека, не обязательно быть ее свидетелем.

– Джордан, раз уж мне придется всю оставшуюся жизнь провести в тюрьме, то пусть перед этим они хотя бы услышат мою историю.

«Ни в коем случае, черт подери! Ты будешь сидеть молча и не разрушишь тот карточный домик, который я строю в надежде, что тебя оправдают», – примерно так Джордан собирался ответить своему подзащитному, но в последний момент передумал. Если кого-то и стоило попытаться обмануть, то уж точно не Питера.

– Хорошо. – Адвокат глубоко вдохнул. – Сначала скажи мне то, что собираешься сказать всем.

У Дианы Ливен не оказалось вопросов к матери обвиняемого, что, как понимал Джордан, отчасти объяснялось Божьим милосердием. Вероятно, еще чуть-чуть, и Лейси, не выдержав стресса, лишилась бы рассудка прямо в зале суда. А кроме того, на все, что прокурор могла спросить, уже исчерпывающе ответил отец Мэдди Шоу. Когда пристав проводил Лейси к выходу из зала, судья поднял взгляд от своих бумаг: