– Но, доктор, вы же утверждаете, будто он хотел умереть.
Диана села, довольная тем, что Джордану нечем перечеркнуть ее успех.
– Доктор Ва, – сказал он, – вы общались с Питером на протяжении долгого времени, верно?
– В отличие от некоторых моих коллег, – произнес Кинг с нажимом, – я считаю необходимым, прежде чем говорить о человеке в суде, встретиться с ним лично.
– Почему это важно?
– Потому что психиатр должен понять пациента, установить с ним связь.
– Вы всегда принимаете слова пациентов за чистую монету?
– Разумеется, нет, особенно при таких обстоятельствах.
– Но ведь существует много способов проверить рассказ клиента?
– Конечно. Я поговорил с родителями Питера. Кроме того, инциденты травли упоминаются в школьных документах, хотя о принятых мерах там ничего не сказано. То, что электронное письмо Питера было разослано всей школе, подтверждается материалами, которые предоставила полиция.
– Удалось ли вам найти факты, доказывающие, что шестого марта Питер впал в диссоциативное состояние? – спросил Джордан.
– Да. Полиция утверждает, будто Питер составил список жертв. Однако многие из убитых не значатся в этом списке. Более того, Питер даже не знал их имен.
– О чем это свидетельствует?
– О том, что он не целился в конкретных людей. Он действовал механически.
– Спасибо, доктор, – сказал Джордан и кивнул Диане.
Она снова обратилась к свидетелю:
– Питер сказал вам, что его унизили в кафетерии. А упоминал ли он еще какие-либо места, где его обижали?
– Да, это происходило и на игровой площадке, и в школьном автобусе, и в мужском туалете, и в раздевалке.
– А когда Питер начал стрелять, зашел ли он в кабинет директора?
– Насколько мне известно, нет.
– В библиотеку?
– Нет.
– В учительскую?
Доктор Ва покачал головой:
– Нет.
– В кабинет изобразительного искусства?
– Думаю, нет.
– То есть, выйдя из кафетерия, Питер зашел в туалеты, а потом направился через спортзал в раздевалку. Он методично совершил обход тех мест, которые связаны с нанесенными ему обидами, так?
– По видимости.
– Вы сказали, доктор, что он действовал механически. Но разве такая траектория передвижений не свидетельствует о наличии плана?
Когда Питера доставили обратно в тюрьму, надзиратель, который вел его в камеру, вручил ему письмо:
– Пока тебя не было, раздавали почту.
Совершенно растерявшись от такой непривычно щедрой дозы доброты, Питер ничего не ответил. Просто сел на нижнюю койку и, прислонившись спиной к стене, изучил конверт. Он немножко нервничал, помня о разносе, который Джордан устроил ему после интервью журналистке. Но в тот раз адрес был напечатан на принтере, а в этот написан от руки. Точки над «i» напоминали маленькие облачка. Питер порвал конверт и развернул письмо, пахнущее апельсинами:
Здравствуй, Питер!
Ты не знаешь меня по имени, но я номер 9. Перед тем как вынести меня из школы, мне на лбу маркером написали эту цифру. Ты пытался меня убить.
Не ищи меня в зале суда: меня там нет. Мне было невыносимо находиться в этом городе, и месяц назад родители увезли меня в Миннесоту. Через неделю я пойду в здешнюю школу, где многие уже слышали обо мне. Они знают меня только как жертву из старшей школы Стерлинга. У меня нет интересов, у меня нет личности, у меня даже нет истории, кроме той, которую дал мне ты.
Я хорошо училась, но оценки больше меня не волнуют. Какой смысл о них волноваться? Раньше я мечтала поехать в престижный колледж, но сейчас не знаю, буду ли вообще куда-нибудь поступать, потому что до сих пор не сплю по ночам. Я пугаюсь, если ко мне бесшумно подходят сзади, я боюсь фейерверков и громко хлопающих дверей. Я уже достаточно долго хожу к психотерапевту, чтобы наверняка знать: в Стерлинг я не вернусь никогда в жизни.
Ты выстрелил мне в спину. Врачи говорят, мне повезло: если бы в тот момент я чихнула или обернулась, сидеть бы мне сейчас в инвалидном кресле. А так, если я вдруг надену топик на бретельках, все просто таращат глаза на мои шрамы от пули, от швов, от трубок, которые торчали у меня из груди. Мне не привыкать: раньше все пялились на мои прыщи, а теперь центр притяжения внимания сместился.
Я много думала о тебе и считаю, что ты должен сидеть в тюрьме. Это будет справедливо. Восстановится какое-то равновесие.
Кстати, ты, возможно, этого и не знаешь, но я вместе с тобой ходила на французский. Сидела у окна, за второй партой с конца. Ты казался мне каким-то загадочным, мне нравилась твоя улыбка. Я даже хотела, чтобы ты был моим другом.
Читать дальше