Джоди Пиколт - Девятнадцать минут [litres]

Ну и само собой, в тюрьме, как и в школе, Питер не пользовался популярностью.

Он вспомнил свидетелей, которых Диана Ливен сегодня привела, притащила или прикатила в зал суда. Джордан объяснил, что прокуратура хочет разжалобить присяжных. Показать им сломанные жизни, прежде чем пустить в ход тяжелую артиллерию основных улик. Но ему, адвокату, скоро представится возможность показать, что Питеру тоже сломали жизнь. Самого Питера это уже мало беспокоило. Зато он был поражен, когда снова увидел своих одноклассников и понял, что в принципе почти ничего не изменилось.

Питер заморгал, уставившись на плетеный металлический каркас верхней койки. Потом повернулся к стене и сунул в рот угол подушки, чтобы никто не слышал плача.

Да, Джон Эберхард больше не обзовет его пидором и вообще вряд ли сможет разговаривать.

Да, Дрю Жирар уже не будет играть мускулатурой, как раньше.

Да, Хейли Уивер навсегда лишилась своей сногсшибательной красоты.

Но все они остались членами союза, в который ему, Питеру, ход заказан.

– Питер? Питер!

Он повернулся на бок и увидел отца, стоящего в дверном проеме.

– Ты встал?

Неужели похоже? Питер, застонав, перевернулся на спину. На секунду снова закрыл глаза и стал вспоминать, какой сегодня день. Английскийфранцузскийматематикаисторияхимия. Все это сливалось в сознании в одно бесконечное слово. Один урок перетекал в другой, как кровь, циркулирующая по телу.

Питер сел и взъерошил пальцами волосы. Снизу раздавалась кухонная техносимфония: отец складывал кастрюльки и сковородки в посудомоечную машину. Сейчас он возьмет свою кружку-термос, нальет в нее кофе и предоставит Питера самому себе.

Подметая пол пижамными штанами, которые были ему велики, Питер прошаркал от кровати к столу и сел. Вошел в Интернет, чтобы проверить, оставил ли кто-нибудь новый отзыв на его «Прятки-кричалки». Игра действительно получилась классная, ее стоило послать на какой-нибудь конкурс программистов-любителей. Во всей стране, да и во всем мире наверняка нашлось бы немало ребят, которые не пожалели бы 39 долларов 99 центов за то, чтобы виртуально переписать историю от лица лузера. Питер представил себе, сколько он сможет заработать. Глядишь, ему, как Биллу Гейтсу, даже колледж окажется ни к чему. И однажды бывшие одноклассники начнут ему звонить, делая вид, что дружили с ним.

Питер прищурился и протянул руку за очками, которые всегда лежали рядом с клавиатурой. Но было, черт побери, только полседьмого, поэтому он выронил очечник прямо на функциональные клавиши. Окно браузера уменьшилось, открылась корзина:

Я знаю, ты не думаешь обо мне.

И ты никогда не представляла нас вместе…

У Питера закружилась голова. Он нажал на кнопку удаления, но ничего не произошло.

Сам по себе я совершенно обыкновенный. Но может, вместе с тобой я стал бы особенным?

Он попытался перезагрузиться – бесполезно: компьютер замер. И сам он тоже не мог ни двигаться, ни дышать. Мог только смотреть широко раскрытыми глазами на собственную глупость, доказательство которой было выведено на экране черным по белому. В груди стало больно, и он подумал, что у него, может быть, разрыв сердца или люди всегда так себя чувствуют, когда эта мышца превращается в камень. Неуклюже наклонившись, чтобы вытащить из розетки провод, Питер ударился головой о стол. Из глаз брызнули слезы – от удара, как он сам себе объяснил. Наконец он выдернул вилку, и экран погас.

Но это ничего не меняло. Поднявшись с пола и откинувшись на спинку стула, Питер по-прежнему ясно видел слова, которые сам напечатал, и даже чувствовал пальцами клавиши, которые нажимал, когда подписывал свое письмо.

С любовью, Питер.

Он слышал, как над ним смеются.

Питер поднял глаза. Мама всегда говорила: если произошло что-то плохое, можно посмотреть на это как на неудачу, а можно воспользоваться этим как шансом сменить направление движения. Тогда, вероятно, то, что с ним случилось, – знак?

Часто дыша, Питер вытряхнул из рюкзака учебники, тетради, карандаши, калькулятор и мятые листки с тестами. Под матрасом он нащупал два пистолета, которые хранил на всякий случай.

В детстве я любил посыпать слизняков солью и смотреть, как они растворяются прямо у меня на глазах. Жестокость – это всегда прикольно, пока ты не поймешь, что причиняешь другому существу боль.

Быть неудачником, наверное, не так страшно, когда на тебя никто не обращает внимания. Но в школе, если ты неудачник, тебя в покое не оставят. Ты слизняк, и они сыплют на тебя соль. Причем без зазрения совести – для этого они недостаточно развиты.