Александр Дюдин - Сестры

Антон взял листок, стараясь понять ребус. «Первый спрашивал, – помогал ему Андрей Степанович, – «как жив еж». – Другой ответил: «так си бе-е». – Антон улыбнулся, повеселел. Ребус ему понравился.

– Ты на своей машине приехал? – спросил Антон.

– Да, карета у порога.

– Отвези меня за город: давно не был в поле, в лесу. Всё некогда, соскучился по земле-матушке. – И Андрей Степанович отвез.

Антон снял пиджак, повесил на руку. Июльский день солнечный, теплый. Не было, как обычно в это время, изнуряющей жары, и трава после дождей свежая, молодая, сочная. Он брел по ней, как по мелководью реки, задрав голову кверху, подставляя лицо солнечным лучам. Легкий ветерок гладил его щеки мягкими ладонями. Длинные зеленые волосы берез чуть колыхались, в просветах ярко голубело небо. Распахнулась грудь, дышалось легко, свободно. Антон по-мальчишески запустил вверх шляпу, она закрутилась, набирая высоту, стукнулась о ветки и камнем упала на землю. Он швырнул пиджак на землю и упал на спину, раскинув руки и ноги. Травинки, склонясь, щекотали ему лоб, висок. «Как жить хорошо! И почему мы обкрадываем себя? Так редко бываем в лесу? Благодать-то какая!»

– Смотри, Андрей Степанович, береза опускает ко мне свои зеленые косы, – говорил восхищенно Антон сидевшему у его изголовья художнику. – Слышишь, птицы поют для нас, небо, земля, цветы на ней – всё для нас, для людей! Живи, радуйся красоте! А самое чудесное творение природы – это она сама. Как само совершенство среди всей этой красоты.

– А ты поэт!

– В душе поэт, – согласился Антон, – хоть и не пишу стихов, но волнуют меня и стихи, и музыка, и живопись, всё прекрасное! Разве я виноват, что мне доставляет удовольствие смотреть на красивых молодых женщин? И вина ли это? Может быть, достоинство? Не потерял чувства прекрасного! Как меня за душу взяла Валентина! Целиком овладела, без остатка! Долго не видел, места не находил, ничего в ум не шло. Но померкла Валя рядом с Аллой. Я смотрю на ее золотистые волосы, кажется, само солнце льется с головы на плечи! Любуюсь синими, как само бездонное небо, глазами! Вся она соткана из неба и света. Что молчишь? Скажи правду, Алла хороша? Какая чистота линий ее нежного округлого подбородка, свежего рта. Смотрю другой раз, глаз оторвать не могу! Грешен! Грешен! – кричал он, смеясь, раскинув руки. Потом вдруг сел, озабоченно продолжал. – Даже не знаю, что с Валентиной будет, если оставлю ее. Вот и тяну лямку, хоть изрядно плечо надавила. Как бы тебе сказать, чтоб ты понял? Была у тебя вещь, ну, например, пальто. Уже надоело оно тебе, и есть новое, которое больше радует, но взять и выбросить то, старое, не решаешься – жаль его, привык. Столько лет давало тебе тепло, состарилось вместе с тобой. И что-то вроде благодарности испытываешь к нему, уважение – не можешь расстаться! И всего-то оно старое пальто. А тут живой человек! Чувствующий, любящий! Но время неумолимо, оно сглаживает все острые грани, сглаживает чувства. Прошло десять лет! Увы, ничего нет вечного. Если б меня спросили, сколько раз любил? Не стыдясь, сказал: два. И стыдиться нечего, человек искренне может любить несколько раз в жизни. Есть, конечно, однолюбы, но считаю это ненормальным явлением. – Замолчал, задумался.

Андрей Степанович смотрел на него. «Сколько же Антону лет? Где-то за пятьдесят, а воспламеняется как юноша!» Даже позавидовал этой способности.

– Чего смотришь? Думаешь, размечтался старый черт? Ну, скажи честно, хороша Алла Алексеевна? Она приносит мне радость! Светлую радость, а те, обе, приносили мне муки. Но как они обе были дороги мне! – недоумевающе пожал плечами.

– Хочешь, библиотеку как в сказке распишу, и будет она в ней жар-птицей.

– Нет, не хочу. Пусть остается женщиной молодой, обаятельной. Не хочу жар-птицу. Вот может быть женщина красивой, а нет в ней притягательности, а у этой есть. Всё есть, что надо. Полная гармония.

Сейчас он вспомнил эти восторги со снисходительной улыбкой, и никого ему не нужно было: ни Валентины, ни Аллы Алексеевны. Он соскучился по дому и хотел видеть только Софью. Свою умную, гордую, всё понимающую Софью с ее мягкими, всегда теплыми руками. Его навещала Марина Алексеевна, и он попросил послать жене телеграмму с просьбой приехать. Она приедет, он знал и ждал. Должны выписать, а он очень слаб, чтоб добираться самому. Всем своим существом Антон стремился скорее к детям. Хотел ощущать сильные, молодые тела лежащих рядом ребят, видеть их радостные лица. Настрадавшись, жаждал покоя.