— Вот вам, пожалуйста. Пустили козу в огород. У нас тут тихий, семейный вечер, а он Тоню совращать вздумал.
Несмотря на то, что веселье было в разгаре, ресторан в половине одиннадцатого все же закрыли: с одиннадцати вечера движение по улицам разрешалось только по пропускам и на этот счет у французов было строго. Гога с сожалением выходил из «Ренессанса» — время прошло быстро, и когда еще он попадет в такую компанию? Но не тут-то было. Никто и не собирался расходиться.
— Ну, куда теперь? — спрашивал Жорка.
В этот момент к нему подошел молодой цыганенок и пытался что-то передать. Жорка царственным жестом отвел его руку:
— Не надо, не надо. Я сегодня богатый, — бросил он небрежно.
Оказалось, что это Шурка Петров прислал обратно ту купюру, которую Жорка бросил ему под ноги. Так иногда делалось с в о и м и людьми, для того чтоб подхлестнуть постороннюю публику делать то же.
Стоя на тротуаре, компания обсуждала, куда ехать дальше. Назывались места, находящиеся в западных, китайских районах города, где комендантский час соблюдался не так строго.
Кто-то, очевидно, желая угодить Вертинскому, назвал «Джессфильд-клуб», но он неожиданно отверг эту идею. Он же отклонил и «Фаррен» — самый дорогой ночной клуб со стриптизом, причем выдвинул своеобразный довод:
— Я люблю, когда женщина рраздевается для меня. Когда же она делает это для всех однов’еменно, я не нахожу в этом ничего инте’есного.
К огорчению Гоги, еще не видевшего стриптиза, «Фаррен» сорвался.
Поехали в «Аризону» — уютное место, где играл небольшой оркестр, составленный из европейских музыкантов.
— Те’петь не могу аме’иканский джаз, — говорил Вертинский. — Он меня выводит из ррравновесия. Я глохну от него.
Пока на двух такси доехали до «Аризоны», Гришка Полонский, совсем захмелевший еще в «Ренессансе», где-то потерялся, зато уже на месте компания пополнилась двумя эффектными блондинками и сопровождавшим их мужчиной неопределенного возраста и национальности. Чьи это знакомые, разобраться было трудно, да никому и в голову не приходило. Уже в третьем часу ночи появилась Лида. Вертинский оживился, повеселел, стал рассказывать анекдоты, разыгрывал сценки в лицах. Все смеялись и пили, пили и смеялись, иногда танцевали. Потом — Гога не заметил, в какой момент, потому что танцевал с одной из приблудившихся блондинок — Вертинский ушел, уведя с собой Лиду и Биби. Исчез, словно растворился, Карцев. Тут выяснилось, что все проголодались, и компания, больше чем наполовину обновленная, поехала куда-то, где можно еще было сносно поесть. Оттуда Кипиани уехал с Дальской, блондинки вывели под руки совсем осоловевшего кавалера, усадили в такси и увезли, и Гога остался один. Он расплатился из денег, оставленных ему Жоркой, и вышел на улицу.
Был тот час суток, когда уж светло, но на всем вокруг еще лежит серый безжизненный колорит.
— Taxi, master? [43] — Машину, сударь? (ломаный англ.)
— услужливо сунулся индус-швейцар.
Гога ничего не ответил и зашагал прочь. Поздние ночные рикши волокли за ним свои утлые коляски, наперебой предлагая воспользоваться их услугами. Гога досадливо отмахивался. После ночи, проведенной в душных, прокуренных, шумных помещениях, хотелось быстро двигаться, вдыхать пусть не слишком благовонный, но все же более свежий воздух шанхайской окраины, сосредоточиться и рассортировать впечатления.
Гога понимал, что сегодня он был не такой, как обычно. Что-то мешало ему веселиться вместе со всеми, лишало его непринужденности, словно внутри недоставало пружины, приводящей в движение механизм хорошего настроения. То ли она сломалась, то ли ее совсем вынули. Да, конечно, он попал не в свою компанию, но разве кто-нибудь дал ему это почувствовать? Да, было неожиданно и немного шокировало вначале знакомство с Биби — королевой шанхайского полусвета, но каким обаятельным, симпатичным человеком она оказалась. Да, Лида Анкудинова отнеслась к нему холодно, вернее, с полным безразличием, но он и не ожидал ничего иного. И она все же пригласила его заходить к ней на работу, а ночью, вновь появившись в их компании, несколько раз охотно танцевала с ним. Вертинский? Да, конечно, присутствие знаменитого артиста, которым он восхищался еще с отроческих лет, сковывало вначале. Но Вертинский был с ним так мил, и вообще — какой это интересный человек! Как тактично и просто он держится, хотя все время находится в центре внимания. Так что же? Может быть, то, что в этой компании все много пили, а он, Гога, не пил? Но и это не совсем так. Очень мало пил и Карцев, а Гоге не привыкать быть в компании пьющих, и он умеет заражаться общим настроением, сам оставаясь трезвым. К тому же остальные, хотя и пили много, пьяными не были, разве тот тип с блондинками, но он никакой роли в компании не играл. Как явился незнакомым (во всяком случае, для Гоги), так и ушел незнакомым. Кстати, Гоге ничего не стоило увезти у него одну из его дам — младшую, более хорошенькую. Она бросала на него выразительные взгляды, во время танцев прижималась. Гога сам понимал, что в другое время он бы подобный шанс не упустил, а сегодня оставался пассивным. В чем же дело?
Читать дальше