Леван Хаиндрава - Очарованная даль

Пока шла разминка, Гога не волновался — не было времени. Но когда судья свистком подозвал капитанов и товарищи разошлись по своим позициям, оказавшись к нему спиной, Гога почувствовал себя невероятно одиноким в этих больших (они сейчас казались просто огромными!) пустых воротах. Тревога, почти страх, охватили его: хоть бы не осрамиться!

Неподалеку сидели девушки, две из них — сестры придурковатого, но добродушного Фоменко — студента университета. Какой стыд будет, если он пропустит легкий мяч! Гога уже готов был даже на проигрыш, но почетный и чтоб гол ему забили неотразимый. Не дай бог оскандалиться в глазах зрителей! В толпе он заметил группу монахов-лекторов и среди них длинную рыжую бороду ректора. Гога даже зажмурился на мгновение, и у него похолодело внутри при мысли, что команда по его вине потерпит поражение.

Но этого, к счастью, не произошло. Аврорцы довольно легко переигрывали противника и через полчаса вели со счетом 2:0. Только после этого Гоге довелось вступить в игру. Прорвался, обведя двух студентов, центр нападения «Винг-Она», и Гога, сам не понимая ясно, что делает, ринулся ему навстречу. Это была явная ошибка, но обернулась она успехом, потому что китаец, стремясь убежать от гнавшегося за ним Варенцова, далеко отпустил мяч, и Гога, бросившись в ноги, перехватил его. Публика отреагировала одобрительным гулом, а девушки зааплодировали.

— Молодец, Горделов! — воскликнул громко Фоменко таким тоном, будто он-то и был главным из всех, кто мог по достоинству оценить маневр Гоги, и тот, хотя и поглощенный игрой, все же усмехнулся, — тоже знаток нашелся! Зато Варенцов, пробегая мимо, одобрительно потрепал его по плечу — совсем как в прошлом году сделал это капитан команды британских моряков. Гога вспыхнул от удовольствия именно при этом воспоминании.

— Bien joué, Gordéloff! [8] — Хорошо сыграно, Горделов! (франц.) — услышал он чей-то густой возглас, чуть ли не самого ректора.

Много играть Гоге в тот день не пришлось. Раза два ему ударили довольно сильно в створ ворот, но мячи были нетрудные, и он их легко поймал. При высоком навесе на ворота он один раз ошибся, не соразмерив прыжка с полетом мяча, но его подстраховал сзади защитник. А в середине второго тайма Боб Русаков забил еще один мяч и результат уже не вызывал сомнений.

Правда, за пять минут до конца настроение Гоге все же подпортили. Ему били пенальти. Он, хотя и угадал направление удара, до мяча не дотянулся и гол пропустил. «Аврора» выиграла со счетом 3:1.

— Ну вот, у нас теперь есть запасной вратарь, — удовлетворенно сказал отец Пуасон, входя после игры в раздевалку. Фраза эта ставила все на место, Чен остается основным вратарем, а Горделов будет его заменять, когда придется. Гога был доволен — для начала и это было неплохо.

Радостный, возвращался домой Гога. Шли они втроем — Шура Варенцов, Боб Русаков и Гога. Боб Русаков — восходящая звезда футбола, относился к Гоге доброжелательно, но чуть покровительственно. Это его отношение основывалось, во-первых, на том, что Гога в игре был новичком, во-вторых, недостаточно хорошо говорил по-английски, в-третьих, не знал наперечет всех голливудских кинозвезд, не читал «комиксов» и вечно болтал со Скоблиным и другими русскими студентами о каких-то совершенно неинтересных вещах: о судьбе России, о большевиках и белых, о японцах и китайцах, о Гитлере и Муссолини и, что уж вовсе было нелепо, даже смешно, с точки зрения Боба, о писателях — Достоевском, Толстом, Сирине, Алданове. Во всем этом Боб Русаков усматривал глубокий, труднопреодолимый провинциализм и прощал его Гоге лишь потому, что тот в поразительно короткий срок — всего за какой-то год — умудрился все же стать неплохим голкипером. Кроме того Гога, по наблюдениям Русакова, удачно играл в тотализатор в Аудиториуме, где проводились состязания в баскскую пелоту, или, как говорили в Шанхае, в хай-алай, и это импонировало Бобу: раз человек умеет выигрывать деньги там, где другие проигрывают, значит, он чего-то стоит. А Гога действительно выигрывал в хай-алай довольно часто, хотя и не помногу. Это была интересная, эффектная игра, заключавшаяся в том, что профессиональные игроки очень высокой квалификации — испанцы и баски — ловили в плетеную, серповидную корзину мяч, величиной в теннисный, — и бросали его об стену с таким расчетом, чтоб противник не мог поймать. Требовалось угадать, кто из шестерых игроков, выходящих на площадку в порядке номеров, первым наберет пять очков.