Леван Хаиндрава - Очарованная даль

Ольга Александровна почувствовала себя вдвойне ответственной за крестника, ведь ему едва минуло семнадцать лет. Она, поскольку это было в ее возможностях, следила за его занятиями, часто звала то на обед, то на ужин и очень жалела, что Аллочка не ровесница Гоги. Тогда ее подруги могли бы составить круг Гогиных знакомств, вместо всех этих Кокиных, как она говорила, кабаретных девиц, о которых Ольга Александровна была достаточно осведомлена и, как всегда это бывает при заочном знакомстве с предметом, имела о них несколько искаженное представление.

Между тем Гога, при виде столь любезного его сердцу праздничного атрибута — рождественской елки, почувствовал, как грусть, целый день владевшая им, оттаивает, и пустился словоохотливо рассказывать о теме сочинения, о том, как он ее разработал, и о разговоре с отцом Тостеном. Тут вошел Михаил Яковлевич — его сегодня отпустили с работы на два часа раньше. Он успел зайти по дороге в церковь, перекрестить лоб, как он выразился, и принес освященную просфору. И у Гоги стало так легко и просветленно на душе, как не было еще ни разу за эти месяцы.

Еще через полчаса явился первый визитер — Кока, ему тоже разрешили уйти с работы пораньше.

Все уселись за стол.

— Ну, с праздником! — проникновенно произнес Михаил Яковлевич и, чокнувшись с племянниками, единым махом опрокинул содержимое рюмки. Ольга Александровна бросила неодобрительный взгляд на мужа, но промолчала: в такие дни с этой слабостью приходится мириться.

— Да, Гога, вот какое дело, — заговорил Михаил Яковлевич, благодушно прожевывая кусочек копченого балыка. — Ко мне на службу сегодня заходили два грузина. С одним я встречался у вас в доме. Фамилию запамятовал. Они просили передать, что ждут тебя сегодня в восемь часов вечера в ресторане «Дарьял». Ты знаешь, где это?

— Нет.

— Ну, это по Авеню Жоффр, в сторону Рут Сейзунг.

— Я знаю. Я там бывал, — отозвался Кока и, обернувшись к кузену, добавил: — Я тебя отведу.

— Удивительно было бы, если б не бывал, — усмехнулась тетя Оля. — Твоя специальность.

Смысл слов был довольно едкий, но произносились они беззлобно, в обычной манере тети Оли, и Кока не обиделся. Он к ее репликам привык, так же, как к ее всезнайству, тайну которого никак не мог разгадать.

— Моя специальность — кабаре с дансинг-герлс, — возразил он солидно и даже не без вызова, но и тетя Оля сегодня была настроена благодушно и перчатки не подняла. Вместо этого она сказала:

— Ешьте, мальчики, ешьте. Вот куриный салат попробуйте. Я сегодня по новому рецепту приготовила.

Племянники не заставили себя упрашивать и приналегли на еду.

— Кокоша и Гогоша — два мушкетера, — с ласковой усмешкой добавила тетя Оля.

Ресторан «Дарьял» оказался небольшим, но довольно уютным помещением, стены которого были расписаны пейзажами Кавказа так, как воображают себе художники, никогда воочию его не видевшие: с нависающими над туманным ущельем саклями, с грациозной фигурой горянки, глядящей с плоской крыши вслед удаляющемуся силуэту всадника в бурке и папахе, с неизбежным ревущим и пенящимся Тереком и конечно же с «башней царицы Тамары» на крутой скале. И надо сказать, что эти традиционные пейзажи свою функцию выполняли. Во всяком случае, Гога, войдя в зал с улицы, по которой шлепали по сырому асфальту рикши, посвистывал, переключая сигналы светофора полицейский-тонкинец и громкими голосами перекликались неугомонные американские матросы, вдруг почувствовал себя в ином мире. Что бы он только не дал, чтоб стоять рядом с этой, закутанной в чадру девушкой, а еще лучше — превратиться в того лихого всадника, которому она смотрит вслед!

А когда подошел к нему молодой, худощавый мужчина с широкими плечами и узкой талией, одетый в синюю черкеску с настоящими газырями и при кинжале, сердце Гоги замерло от восторга. Не сон ли это? Гога сразу узнал шедшего к нему с радушной улыбкой светловолосого, зеленоглазого человека — это был Луарсаб Пулария, действительно бывавший у них в доме в Харбине.

Пулария по-родственному обнял Гогу, приветливо поздоровался с Кокой и провел их к столику, за которым сидели трое — все грузины. Они были в обычных европейских костюмах.

— Что ж это ты, Георгий, уже сколько времени как приехал, а к нам не зашел? — с легкой укоризной спросил Пулария после того, как представил его и все расселись.

Гога почувствовал себя виноватым: незадолго до отъезда отец говорил ему, что в Шанхае есть грузины, есть грузинский ресторан и надо зайти туда, но в суматохе последних предотъездных дней он как-то не с должным вниманием отнесся к словам отца и забыл о них, что с ним произошло впервые в жизни. Сейчас Гога хотел ответить что-нибудь, объясняющее оплошность, но за него это успел сделать Кока: